Полукровка 3 - Василий Горъ

пик удовольствия получился высоковатым и жестковатым. Поэтому Марина спихнула меня с себя и изменяла любимой привычке влипать в объятия несколько Очень Долгих и Одиноких минут. Зато, почувствовав, что ее кожа «выдержит» мои прикосновения, открыла глаза, облизала пересохшие губы, призналась, что нетранспортабельна, и попросила себя обнять.

Я, естественно, пошел ей навстречу, хотя шевелиться было впадлу — кое-как сократил разделявшее нас расстояние, перевернулся на левый бок, обнял чуть-чуть остывшее, но все еще влажное тело, кстати, содрогнувшееся от этого прикосновения, понял, что мы поторопились, и попробовал отстраниться, но Завадская заявила, что ощущения «уже терпимы», расслабилась и благодарно улыбнулась:

— Спасибо…

Следующую Вечность уютно молчала и наслаждалась послевкусием. А потом приоткрыла один глаз, поймала мой взгляд и спросила, не прилетал ли еще ответ на наш видеоотчет.

— Не знаю… — честно ответил я, заглянул в «Контакт», не обнаружил в нем ни одного сообщения, поделился с напарницей этим знанием и предложил наведаться в душ.

— Сама не дойду… — вздохнула она и лукаво прищурилась: — Но мысль о том, что ты можешь меня помыть, сводит с ума…

— Вижу… — ухмыльнулся я, взглядом показав на мгновенно затвердевшие вишенки сосков, и подколол: — И кто из нас ненасытный?

Не знаю, что она представила в этот момент, но знакомо содрогнулась, сглотнула и заявила, что хотеть — хочет, а вот с возможностями пока никак. Впрочем, до душевой кабинки прокатилась. У меня на руках. И достойнейшим образом перетерпела «пытку удовольствием». А после того, как оказалась на перестеленной кровати, начала оживать — привалилась к моему боку, обняла, поцеловала в щеку и хищно прищурилась:

— Помнится, сегодня суббота…

— Ага.

— Тогда почему у нас на сервере до сих пор нет ни одного сообщения от ослепительных красоток из твоей команды?

Я посмотрел в нужное окошко ТК и пожал плечами:

— Наверное, потому, что в Усть-Нере сейчас семь сорок два утра!

— Все равно непорядок: эти вредины не могут не знать, что мы страдаем. Поэтому должны были свалить в увольнение сразу после подъема, примчаться домой, записать по одному Очень Долгому и Очень Теплому сообщению, отправить их тебе-любимому и… начать наговаривать новые!

— Отличная мысль! — согласился я, собрался, было, сказать что-то еще, но в этот момент на панели уведомлений замигал конвертик, и программный курсор сам собой вывесил голограмму «Контакта» у изножья.

Еще через пару мгновений файл оказался открыт и продемонстрировал ухмыляющееся лицо Цесаревича. А потом включилось воспроизведение, и он заговорил:

— Доброго времени суток, Тор Ульфович и Марина Вадимовна! От всей души прошу прощения за то, что, формулировка боевой задачи на этот рейд вынудила вас прервать буйство на самом интересном месте и уйти из системы, не уничтожив хотя бы пару-тройку флотов… А если серьезно, то я доволен и уровнем нанесенного ущерба, и тем, что в этот раз вы применили методику, не ассоциирующуюся ни с одним из наших оперативников. В общем, ордена Святого Георгия четвертой степени вы, можно сказать, деанонимизировали. Но мне надо, чтобы вы залетели на Белогорье и заглянули в Управление хотя бы на пять минут. Далее, частить с деанонимизацией наград я не вижу смысла, так что после визита к Геннадию Леонидовичу можете уходить на Индигирку и отдыхать до начала апреля. И последнее: мои люди закончили заполнять последние лакуны в прошлом вашего друга детства. Как выяснилось, за время пребывания на Твери Константин Петрович и Петр Игоревич не праздновали труса, а защищали женщин и подростков от грабителей, насильников и убийц, разгребали завалы и делились со спасенными последним. Поэтому я приказал перевезти чету Синицыных и усыновленных ею сирот на Белогорье, поселить в жилом комплексе «Игла» и помочь главе этой семьи с поисками достойной работы. А ближе к концу апреля Константин Петрович и Петр Игоревич будут пожалованы орденом Святого Станислава третьей степени на торжественном награждении героев войны в Императорском дворце. На этом все. До связи…

Как только воспроизведение файла закончилось, я задумчиво хмыкнул, а Марина озвучила мысль, крутившуюся у меня в голове:

— Ромодановский зачем-то вкладывается во всю нашу компанию. Нет, в том, что Костя и его батюшка совершили достойные поступки, я нисколько не сомневаюсь. Просто таких безвестных героев — десятки, если не сотни тысяч, а награждение Синицы усилит самое слабое звено твоей команды и позволит ему не проседать при общении с аристократами.

Я согласился, чмокнул эту умничку в носик и снова расслабился. А без четверти десять утра по Усть-Нере снова заглянул в «Контакт», обнаружил там целую пачку сообщений, начал просмотр с Костиного и еще до включения воспроизведения понял, что Костян уже знает о скором переезде родителей со Смоленска на Белогорье и пребывает в шоке. Так оно и оказалось — стоило ткнуть в нужную пиктограмму, и ошарашенное лицо друга детства ожило, и он протараторил Сумасшедшую Новость одним бесконечным предложением. Я ухмыльнулся, представив, как он отреагирует на вызов в Императорский дворец, дослушал его монолог и наговорил ответ. Само собой, не выдав Самой Главной Тайны.

Отправив это послание, посмотрел сообщение Марины Валерьевны, ее мужа и приемных дочерей, поулыбался их реакции на ту же самую новость и постарался успокоить, сообщив, что знаю, куда их поселят, живу в том же ЖК и обязательно загляну в гости при первом же появлении на Белогорье.

Следующее сообщение — Настены Ахматовой — позволило представить кое-какие нюансы ее парных занятий с Синицей и прийти к выводу, что эта девчонка уже начала его перевоспитывать. Ибо примерно треть описываемых реакций на «стандартные раздражители» откровенно удивляли.

Матвей, Миша, Рита и Оля довели нас до смеховой истерики чертовски веселыми описаниями первых успехов Верещагиной и Мироновой на занятиях по новой программе, и рассказами о том, как на толпу «подружек Йенсена» реагируют курсанты и курсантки первого факультета. А потом я развернул в изножье кровати предпоследнюю «картинку» и подобрался, обнаружив, что Маша не в настроении.

Кара тоже напряглась. Поэтому потребовала врубать воспроизведение и затаила дыхание.

— Привет, ребят! — поздоровалась Костина, как только я ткнул в нужную пиктограмму. И грустно улыбнулась: — Уверена, что вы смотрите на меня, лежа на кровати в каюте «Наваждения» Тора, и хочу к вам. Что самое забавное — не к правому боку Йенсена, который изредка позволяю себе считать своим, а к левому. Чтобы оказаться между вами и почувствовать себя в безопасности. С чего меня так плющит? Да с того, что мне начали оказывать знаки внимания двое