Кровавая ассамблея - Николай Павлович Иванников

Увидев графиню, я сразу поднялся с кресла и обозначил почтительный поклон.

— Графиня… Позвольте принести вам свои соболезнования. Я был невольным свидетелем той трагедии, которая произошла вчера на ассамблее. Генерал-полицмейстером Шепелевым мне поручено опросить родных и знакомых графа, чтобы установить причины, сподвигшие его на столь страшный поступок… Вы не возражаете, если я задам вам несколько вопросов?

Сейчас, вблизи, я ее узнал, хотя не встречал при дворе уже довольно продолжительное время. Но изменилась она — если не считать огромного выпирающего живота — не особо сильно. Разве что лицо ее, а в особенности нос, выглядели несколько опухшим, что для беременных было вовсе не такой уж редкостью.

Кажется, она меня тоже вспомнила, потому что сказала, указав на кресло:

— Можете сесть, камер-юнкер, я отвечу на ваши вопросы.

И с этими словами сама опустилась в кресло — служанка едва успела подхватить полу ее платья, чтобы не смялось. Я вернулся в свое кресло. Немедленно подошел дворецкий, выставил на столик перед нами чайные пары. Умело и красиво разлил чай по чашкам.

— Угощайтесь, — коротко позволила мне графиня.

— Благодарю вас, ваше сиятельство, — я взял чашку за тонкую позолоченную ручку и сделал маленький глоток. Чай оказался очень горячим.

— Я помню вас, Алексей Федорович, — сказала графиня, глядя на меня полными слез глазами. — Мы неоднократно виделись в императорском дворце. К сожалению, камер-юнкерство нынче не в почете у государя. Все ближние к царской особе посты ныне заняты людьми светлейшего князя Черкасского.

— Все именно так и есть, — согласился я. — Однако вы не возражаете, если я сразу приступлю к делу?

— Наоборот, — ответила графиня. — Не в моем состоянии затягивать нашу встречу. Можете задавать свои вопросы, камер-юнкер.

— Вам уже известно, что произошло вчера на ассамблее у князя Бахметьева? — спросил я. В конце я хотел назвать графиню по имени-отчеству, но вдруг понял, что совершенно его не помню. И потому концовка фразы у меня вышла какой-то смазанной, словно не законченной.

Но графиня этого не заметила. Кивнула.

— Мне уже рассказали весь этот ужас. Наш кучер Егор да лакей Митька, что на запятках ездит, были вчера там, дожидались графа у ворот. Они же и доставили его тело домой… — Графиня тихо всхлипнула и отвернулась. Я заметил, что она утирает с глаз слезы.

— Вы можете что-то сказать об отношениях графа с князем Бахметьевым? — Тут я наконец вспомнил ее имя и после небольшой паузы добавил: — Вера Павловна!

Графиня покачала головой:

— Не было у них никаких отношений! Обычное придворное общение, все больше о делах и о погоде. Да и не особенно часто это случалось.

— То есть, вы хотите сказать, что у графа не было ни малейшей причины стрелять в князя Бахметьева?

Тут графиня взяла свою чашку и глотнула из нее. И должно быть обожглась, потому что сразу одернула голову и неодобрительно покосилась на дворецкого, стоящего чуть позади сбоку от нее. Тот заметно напрягся. Графиня вернула чашку на столик.

— Если какие-то причины и были, то мне о них ничего не известно, — сказала она. — Но могу вас заверить, Алексей Федорович: граф никогда не стал бы просто так стрелять в безоружного. Он дворянин, а не разбойник. Если бы он имел претензии к князю Бахметьеву, то и решил бы их, как полагает дворянину!

— Совершенно я вами согласен, — ответил я, кивая. — В том-то и странность этого дела… Скажите, Вера Павловна, граф держал в доме пистолеты?

Графиня раздумывала всего мгновение. Потом подняла вверх руку, и дворецкий тут же подошел к ней.

— Капитон, сходи в кабинет князя, возьми из его стола шкатулку с пистолетами и немедленно принеси сюда! — строгим тоном приказала Вера Павловна.

Капитон моментально исчез. А графиня снова взялась за чашку, подула в нее и осторожно отхлебнула.

— Мой муж умел и любил стрелять, — известила она меня, глядя при этом в сторону. — И пару пистолетов держал не только на случай дуэли, но и для того, чтобы иметь возможность практиковаться в стрельбе. Так что стрелял он достаточно метко, уверяю вас.

— Из знакомых пистолетов, — добавил я.

— Само собой, — согласилась Вера Павловна. — Алексей Федорович, а вы и в самом деле такой опытный сыщик, как о вас говорят в свете, или же это просто слухи?

— Вероятно, просто слухи, — достаточно сухо ответил я. — Но мне приходится им соответствовать. Чтобы не терять лицо, знаете ли…

— Значит, то громкое дело об отравлении княжича Власова действительно раскрыли именно вы? — теперь графиня Румянцева глядела на меня сквозь очень узкий прищур, словно вдаль всматривалась. Мне даже как-то не по себе сделалось от этого взгляда.

— Не буду скромничать: я действительно приложил к этому руку. За что получил благодарность государя и проклятие рода Власовых.

— Вот как? — удивилась графиня. — В самом деле?

— В этом нет ничего удивительно, — пояснил я. — Младший брат злодейски отравил старшего, но и сам был предан гражданской казни и отправлен на Камчатку до скончания дней. В результате Власовы остались вовсе без наследников. А вину за это они возложили на вашего покорного слугу… — Я коротко кивнул. — Весьма удобная позиция, не правда ли?

— Но ведь вы просто выполняли свой долг! — заметила Вера Павловна, промокая платком под глазами невидимые слезы.

Должно быть ребенок в ее утробе в этот момент начал толкаться, потому что она внезапно замерла и вцепилась в живот обеими руками. Служанка, ожидающая в сторонке, так и подалась к ней, но в последний момент замерла на месте. Я напрягся.

— С вами все в порядке, ваше сиятельство?

Графиня сидела неподвижно еще некоторое время, затем облегченно выдохнула, расслабилась и откинулась в кресле.

— Да, все хорошо, Алексей Федорович. Мне еще две недели ходить, не меньше.

— Тогда, ради бога, не пугайте меня так больше!

Вера Павловна с горечью улыбнулась.

— Я полагала, что вы не из пугливых.

— Открою вам секрет, ваше сиятельство: все мужчины становятся пугливыми, будто лани, когда при них из женщины начинают выскакивать дети.

— «Выскакивать»? — с усмешкой