Марс, 1939 - Василий Павлович Щепетнёв

– Ничего страшного. Значит, утечка сведений отсюда исключается?

– Во всяком случае, я не представляю такой возможности. А что, имеет место?

– Имеет. Только это секрет.

– Понимаю… – Семеняко посмотрел на санитарного ответственного.

– Он допущен, – успокоил магистра Шаров. Бо-ольшой такой секрет, секрет на весь свет.

– Если вы хотите видеть академика…

– Хочу? Это моя обязанность, все, что я делаю здесь, – обязанность. Здесь и в любом ином месте.

– Тогда позвольте мне представить вас академику. Ваш провожатый… Академик иногда бывает резок.

– Я подожду вас в музее, – с готовностью согласился Кологривкин. – Он здесь, рядышком, в фойе конференц-зала.

Академик Шарова не узнал. Еще бы. Сколько лет прошло – пятнадцать? Нет, двадцать один. Не люблю арифметику. Слишком точная наука.

– Пополнение? На укрепление научных сил?

– Нет, – поспешил представить Шарова магистр.

– А… Департамент… Наукой заинтересовались?

– У нас всем интересуются.

– Широкий профиль? Похвально, похвально. Может быть, просветите старика, а то бьюсь-бьюсь который год, а до сути добраться не могу.

– К вашим услугам. Если вопрос мне по силам.

– По силам, по силам. Вы ведь доки. Так вот: почему Луна не из чугуна?

А он шутник, академик. И даже фрондер – вместо обязательного портрета Ломоносова повесил англичанина.

– Интересуетесь? Это сэр Исаак Ньютон. Не последний человек в мире науки, поверьте.

– Нисколько не сомневаюсь.

Портрет был неплох. Настоящий портрет, не олеография. И смотрел сэр Исаак с грустью – вот и ему пришлось хлебнуть Марса. Не думал, не гадал, и надо же… От сумы, тюрьмы и Марса никогда не зарекайся. Действует атмосфера кабинета. Раньше, двадцать лет назад, попасть в лабораторию Леонидова было мечтой любого студента, легенды о Леонидовских пятницах ходили самые невероятные. Сбылась мечта. Как всегда, не так и не тогда.

– Ну, капитан, что в вашем департаменте насчет Луны решили?

– Луны? А зачем ее из чугуна делать? Непрактично. Тяжелой Луне никак нельзя быть, оторвется от хрустального свода, двойной ущерб: в небе дырка и на Земле что-нибудь раздавит. Да и чугуна столько не отлили, на целую Луну. На месяц разве, и то на самый узенький.

– Удовлетворительно. С двумя минусами за избыточность аргументов. Что на этот раз заинтересовало ваш департамент?

– А мы всем интересуемся, кто знает, что в жизни пригодится. Позавчера перемещением, вчера русином, завтра, может быть, свойствами урана. – Шаров заметил, как улыбнулся сконфуженно Семеняко. Ничего, ничего, все может быть, и уран на что-нибудь да сгодится.

– Так чем могу служить?

– Пока не знаю, – честно ответил Шаров.

– Знать вопрос – все равно что знать ответ, – назидательно произнес академик. – Может быть, вас интересует теория поля? Или наличие электрических разрядов в атмосфере Марса? Мы тоже прикладной тематики не чураемся. Такой громоотвод соорудили, только сверкни где молния. Будете снаружи, обязательно полюбуйтесь.

– А что, есть молнии?

– Марсианские. По мощности – миллионные доли земных. Впрочем, все отчеты регулярно передаются по инстанциям.

– Пожалуй, я подумаю над вопросами. И тогда, может быть, снова побеспокою вас.

– Уж в этом я уверен, капитан. – Академик даже не привстал со стула. Пренебрег. Ох, академик Леонидов, академик Леонидов…

Музей Научного корпуса оказался дюжиной стендов: защитный костюм покорителя, дыхательная маска покорителя, макет приемо-передатчиков материи Попова – Гамова, образцы полезных ископаемых, целый стенд отдан русину: химический состав, сравнительный анализ местных и земных (боливийских) образцов, макеты добывающих машин, схема рудника Русич, все очень познавательно. Но Кологривкин предпочел стенды натуры: флора и фауна. Шаров тоже полюбопытствовал. Марсианский шакал напоминал карикатурного бульдога с огромной грудной клеткой и длинными зубами.

– Это он с виду грозный. – Кологривкин показал на чучело. – А на деле так видимость одна. Фунта четыре весит, массфунта. Одни легкие внутри, а кости – что прутики, гнутся. Зубов, правда, много, в три ряда.

Марсианские зайцы смотрелись почти как земные.

– Послушайте, Кологривкин, сколько вам лет?

– С одна тысяча седьмого года. Тридцать два, если по-земному считать.

– Проводите меня в Департамент. Кажется, у меня там есть кабинет.

Глава 4

Шаров запечатал пакет и протянул его Лукину:

– Это наш сегодняшний рапорт. Проследите, чтобы его переправили поскорее.

– Слушаюсь, камрад. – Лукин аккуратно спрятал пакет в планшет. – Очередной сеанс перемещения совсем скоро, с ним и перешлю.

– И помните: вы отвечаете за сохранность документов. Здесь никто, повторяю, никто не вправе прикоснуться к пакету.

– Я лично вложу его в почтовый контейнер, – заверил подпоручик.

– Прекрасно. И тогда будем считать сегодняшний день завершенным. Отдыхайте. Жду вас завтра здесь – с самого утра. День будет сложным.

Подчиненный должен быть загружен, чтобы времени не оставалось на доносы. Урывками, на бегу, второпях разве донос напишешь? так, жалкую кляузу. Еще никто начальника за то, что подчиненных школил, не наказывал. А наоборот – сплошь и рядом. Он же, подчиненный, и наказывал. Как истинный патриот любимого мною Отечества, считаю обязанностью своею довести до Вашего сведения, что… и т. д. и т. п. Доказывай потом – без права переписки.

В дверь постучали. Никак Лукин обернулся? Или налетели на него шпионы и отбили пакет – шесть страниц рутины?

Оказалось – санитарный ответственный. Просто лист банный, а не человек.

– Я – за нарочного. Велели передать. – Он протянул незапечатанный конверт.

Шаров открыл клапан, достал бумагу – белую, гладкую. Документы на такой не пишут. Смазывается текст, стоит раз-другой пройтись по поверхности.

Это было – приглашение. Мол, по-простому, будут только свои, без формальностей. К первому вожаку. Он посмотрел на часы. Оставалось едва с полчаса.

– Большая честь, – пробормотал он. – А куда же идти?

– А я на что? – Кологривкин был в курсе. – Успеете, успеете.

– Ну, тогда побежали… в номер два «а», так, кажется?

– Совершенно верно.

Наверное, он и один нашел бы свое пристанище. На следующий день или попозже, но нашел. Хотя чего легче: серый коридор Департамента, два коридора управления, затем городские переходы: голубой, поворот налево, красный, поворот налево и прямо, зеленый, два поворота направо. Всё. Шесть минут в хвосте Кологривкина.

– Так я за вами зайду через двадцать минут, – деликатно откланялся на пороге санитарный ответственный.

За это время Шаров успел израсходовать всю «первичную» воду – оставил стаканчик для питья – и переодеться в парадный мундир. Наставление для господ офицеров: всегда, в любом месте вы должны иметь с собою парадный мундир и смену чистого белья, чтобы, будучи приглашенными в светское общество, могли выказать себя как подобает человеку военного звания. Не дураками писано!

По Кологривкину можно было часы проверять. Человек-хронометр. Как рассказал ответственный Шарову, время на Марсе было разное. В Алозорьевске – столичное, так столице было удобно,