Князь Барбашин 3 - Дмитрий Михайлович Родин

Дело в том, что мнение о восточной политике в Москве потихоньку начинало меняться. Уже давно правительство Василия III Ивановича предлагало Османской империи заключить между странами мирный договор. Однако постепенно в ходе переговоров выяснилось, что никакого письменного соглашения османы подписывать не собираются, а переговорами лишь пытаются замаскировать свое неформальное участие в крымских походах за рабами. Так что в Москве всё больше людей стало понимать, что никакой союз между Русским государством и Османской империей невозможен, так как он просто обязан был стать союзом против Крымского ханства — вассала осман. А какой сюзерен на это пойдёт? Ну и если в данный момент Османская империя не стремилась к немедленным захватам территорий на север и восток, то в планах-то османы считали просто необходимым распространение своего сюзеренитета на мусульманские государства Восточной Европы и далее на Кавказ, Персию и Среднюю Азию. И при этом в Стамбуле уже хорошо понимали, что до тех пор, пока Русское государство существует в нынешнем виде, все их экспансионистские планы в Восточной Европе останутся нереализованными. Впрочем, на берегах Босфора хорошо понимали и то, что для уничтожения Русского государства у Османской империи не имелось достаточно средств, так как они в это время активно воевали с Персией на востоке и со Священной Римской империей на западе. И потому с Русским государством османы предпочитали бороться силами татарских ханств. Так что падение даже одного из них сильно усугубляло сложившееся положение дел. И вот за какие-то пару лет отношения между Русью и Османской империей перешли из формально мирных в сдержанно враждебные.

И потому, составляя послание папе, дожу и императору (отдельным гонцом для гостившего в Испании посольства), думцы уже напрямую делали акцент на стремлении Руси участвовать в антиосманском союзе, обещая, со своей стороны и от имени государя, помощь против османов "войсками и деньгами".

Все последующие события никак не отразились на подготовке посольства, которое возглавил уже немолодой, но опытный и не раз бывавший как в Риме, так и в иных землях дипломат Дмитрий Герасимов, и отправке гонца в далёкую Испанию.

Но была ещё и третья причина созыва думы. Не менее животрепещущая: события в соседней Ливонии.

Дело в том, что до Москвы дошли достоверные сведения о том, что ливонский магистр самым наглым образом решил нарушить русско-ливонские договорённости о союзах, в которые мог вступать Орден (и кого волнует, что эти самые договорённости были навязаны Ливонии силой оружия?). Пусть Сигизмунд I Польский лишь посочувствовал магистру в его тяжком бремени, но сам факт попытки сговора против Руси уже давал в руки Кремля достаточно козырей для дипломатического давления на соседа.

А ведь кроме этого многочисленные доброхоты, которыми в последние годы буквально наводнили Ливонию, донесли до Москвы вести о том, что на ландтаге в Вольмаре представители городов и рыцарства одобрили сбор военного налога в размере одной марки с каждого подворья, на который магистр собирался нанимать армию и возрождать орденский флот. И в Кремле правомерно задались вопросом: а против кого это собирает силы магистр?

А тут ещё и Реформация обрушилась на ливонские земли.

Чтобы противодействовать распространению "этой ереси", Рижский архиепископ Каспар Линде в союзе с Дерптским и Ревельским епископом Иоганном Бланкенфельдом ещё в 1522 году объявили на ландтаге в Вольмаре сочинения Лютера еретическими, соблазнительными и порочными и предали их проклятию. Вот только это проклятие никого не испугало, а, напротив, способствовало объединению всего земского рыцарства и городов (Риги, Ревеля и Дерпта) против ливонского духовенства.

В результате, в сентябре 1524 года вспыхнуло иконоборческое движение в Ревеле, после которого в церквях города были разбиты все духовные предметы и украшения. И хотя городской рат смог остановить дальнейшее насилие, но требование магистра и епископа о восстановлении старого порядка остались так и неисполненными. И всё бы ничего, но в Ревеле до сих пор существовал Русский двор, на территории которого стояла православная церковь. А покушение на неё — это покушение на всю православную веру. И потому ревельский рат получил от новгородского наместника предложение прислать в город русских воинов для защиты двора и церкви; но наотрез отказался даже обсуждать его.

Между тем насилие в стране продолжало нарастать.

Осенью 1524 года в славный епископский город Дерпт прибыл скорняк из Швабии Мельхиор Гофман. Это был человек, одарённый живым умом, хорошей памятью и пламенным воображением, который уже изъездил половину Германии, Швабию, побывал в Стокгольме и теперь добрался до Ливонии. И везде он распространял учение Лютера, производя волнения среди народных "низов". А в умах горожан к тому времени, под влиянием событий в Риге и Ревеле, уже произошёл поворот в пользу Реформации. И потому епископская партия решила арестовать проповедника, чтобы как можно скорее удалить его из города. Увы, эти намерения встретили яростное сопротивление горожан, дошло даже до схватки между сторонниками последнего и слугами епископа, в результате которых разгрому подверглись не только католические и православные церкви, но и был захвачен даже епископский замок. И для подавления этих волнений епископскому фогту пришлось вызывать войска из Ревеля. Правда, епископский замок так и остался в руках горожан.

И вновь ливонское правительство отказалось принять предложение о помощи по защите православных святынь со стороны Руси, хотя слухи о святотатстве иконоборцев и погромах, дошедшие до русских земель, подняли среди православных нарастающую волну глухого ропота. Если бы события происходили в двадцать первом веке, то можно было бы с уверенностью сказать, что кто-то умело настраивает общественное мнение на определённые действия. Причём, если мнение крестьян мало кого интересовало, то вот ропот книжников, купцов и дворян уже не мог быть не замечен власть предержащими.

И всё же накалять и без того непростую обстановку в русско-ливонских отношениях в Москве не спешили. Выступавшая в Думе за самые жёсткие меры "партия войны", возглавляемая князем Василием Шуйским, не получила поддержку не только у государя, но и у большинства членов правительства, и была вынуждена временно отступить. А ведь обихоженные ливонские земли с забитым населением, не знавшим Юрьева дня, было вожделенной мечтой многих как знатных людей, так и просто дворян. И даже попаданец, знавший, во что вылилась Ливонская война в его мире, не был тут исключением, ведь великолепные порты и дубравы Прибалтики были просто необходимы русскому флоту. И всё же думцы прекрасно понимали, что страна ещё не до конца оправилась от прошлой войны и новая может легко привести к краху её экономики (ну, по крайней мере, в том