Князь Барбашин 3 - Дмитрий Михайлович Родин

схватившихся было врукопашную дружинников, стремительно отхлынула от немцев, которые лишь на мгновение задержались, прежде чем бросились вдогон. Но этого мгновения и хватило нападавшим. Поняв, что тихо вырезать всех уже не получится, русичи запалили фитили (такой вариант ведь тоже продумывался) и, ворвавшись во двор, жахнули в сторону противника картечью из мушкетонов. После чего первая партия, вооружённая только холодным оружием, вновь набросилась на стражников и быстро добила тех, кто ещё стоял на ногах. После чего, объединившись с перезарядившимися стрелками, они продолжили штурм замка.

Рыцари, так и не успевшие надеть доспехи, собрались с оруженосцами возле круглой артиллерийской башни, намереваясь запереться внутри. Но не успели. Буквально на их плечах внутрь ворвались и нападавшие. Здесь было гораздо светлее — кое-где на стенах висели коптящие масляные светильники, порождая причудливую игру света и теней. И превращая лица врагов в уродливые маски.

На Хабара, который вопреки всем наставлениям, первым рванулся за орденцами, ринулся с мечом ражий оруженосец, собираясь развалить русича одним ударом от макушки до самого копчика. Вот только в руках у полковника была не сабля, а купленные за большие деньги в Антверпене занятные ручницы итальянской работы, коих князь назвал странным словом "пистолет". Вместо фитиля в них был встроен хитрый механизм, позволявший стрелять без задержки времени. Вот Хабар и не задержался.

Выстрел бахнул весьма оглушительно, и немчик, не добежав буквально пары шагов, рухнул прямо под ноги полковнику. Который тут же навёл второй пистолет на врагов, как и ворвавшиеся следом за ним ратники свои мушкетоны с дымящимися фитилями.

— Сдавайтесь, господа рыцари, — на хорошем нижненемецком произнёс Рындин. — Пусть за мёртвых я выкупа и не получу, но и устраивать тут подобие турнира не собираюсь. Просто перестреляю вас всех и вся недолга.

— Такое поведение не делает вам чести, впрочем, что ещё ожидать от варвара и мужлана, — скривился ливонский фогт, однако меч благоразумно отбросил.

— Сказано в писании: яко хотите, чтобы поступали с вами, тако поступайте и вы. Вы, божьи рыцари, первыми начали, так что хлебайте и не обляпайтесь, — усмехнулся в ответ на оскорбление полковник. И скомандовал своим: — Вяжите их, ребятки!

* * *

Затянутое тучами небо лишь слегка посветлело, обозначая начало нового дня, а из ворот замка уже выскочил конный отряд, направившийся в сторону имения рыцаря Гунда. Захват Толсбурга, возведённого для защиты окрестностей и гавани от пиратов, оставлял всю подчинённую ему территорию без той самой защиты, ибо все вооружённые силы были сосредоточены именно в замке. Рыцарские же имения представляли собой обычные загородные дома, пусть и построенные из крепкого камня, но никак не тянущие даже на самый паршивенький замок. Так что рыцарю предстояло весьма не тривиальное пробуждение. Как, впрочем, и жителям ближайших деревень.

Все они, Селья, Рутья и Карепа принадлежали вассалам Ливонского ордена Врангелям, которые нынче вкушали невольное гостеприимство в подвалах орденского замка, раздумывая над суммой выкупа. И Хабар Андреевич, распустив людей в зажитьё, сам лично направился в Селью, отстоявшую дальше от моря, и в которой Врангели устроили свою усадьбу.

Селья безмятежно спала. В небольших окошках крестьянских халуп не светилось ни единого огонька, а из сараев доносилось сонное мычание и похрюкивание. Сложенный из серого известняка двухэтажный, крытый черепицей дом баронов, представлял из себя целый усадебный комплекс с множеством хозяйственных построек. Но и его обитатели, пользуясь отсутствием хозяев, так же не спешили просыпаться с зарёй.

Собак местные чухонцы имели далеко не в каждом дворе, но именно эти четвероногие защитники первыми и заподозрили неладное, подняв истошный лай, который, впрочем, уже не мог спасти селян.

Грохот срываемых с петель дверей, грубые руки, стягивающие с постели ещё не пришедших в себя хозяев, да кусок тряпки во рту — вот самые яркие впечатления, что остались у людей от того утра. Сопротивления сначала практически никто не оказал, а потом и некому стало, и всё, что оставалось полоняникам — лишь молча наблюдать, как налётчики грабят родимый очаг, вытаскивая из домов всё имеющее хоть какую-то ценность, а потом поджигают его, дабы посильнее нанести урон божьим рыцарям.

Досталось и обоим скотным дворам, что развели Врангели в своём имении. Их так же просто и без затей подожгли, едва вывели из них последнюю скотинку.

Грабежи и поджоги длились ровно два дня, после чего русичи, экспроприировав суда, что нашлись в толсбургской гавани, погрузили хабар и полон на борт, и отчалили в обратном направлении, перед уходом запалив всё что можно, включая и захваченный ранее замок. Так что подоспевшему к полудню рыцарскому отряду осталось лишь изрыгать проклятия в адрес схизматиков, да молиться за судьбу пропавших товарищей. О судьбе же крестьян из местных чухонцев никто из орденцев даже не подумал. Не рыцарское это дело, о рабах думать.

* * *

Взмыленный гонец примчался в Мадрид, куда ближе к Новому году перебрался королевский двор, аккурат к шапочному разбору. Посольство уже паковало вещи, готовясь выезжать в обратный путь. Однако новость, привезённая им, стоила того, чтобы получить ещё одну аудиенцию у короля.

Карл же в первые месяцы нового, 1525 года, пребывал в постоянном напряжении. Сознавая грандиозность стоящих перед ним задач, он постоянно повторял, что не должен оплошать. "Я прекрасно понимаю, — говорил он, — что время уходит и мы вместе с ним, и я не намерен позволить ему пройти, не оставив следа на моей репутации. Я не вижу ничего, что помешало бы мне совершить нечто великое, если бог позволит мне трудиться мирно и спокойно". Вот только как раз мира и спокойствия ему и не доставало.

В Италии собравшийся с силами Франциск осаждал Павию, а четыре тысячи ландскнехтов, столь нужных сейчас там, разбирались с восставшими в Валенсии. И разбирались столь основательно, что успешно вырезали толи пять, толи шесть тысяч мавров (кто там этих нехристей считать будет?), а ещё большая часть последних в ужасе бежала из Испании. И чаще всего — на берберийский берег, к пиратам. Итогом же столь радикального наведения порядка стало то, что приведённая к покорности провинция разом потеряла треть своего производства, что, несомненно, должно было в скором времени сказаться и на поступающих от неё в казну доходах. Гремели ожесточённые сражения в Новом Свете, лилась кровь в германских землях, а на востоке грозовой тучей нависала над Империей османская Порта.

А потому известие из Москвы слегка встряхнуло молодого короля, однако в данный момент на первом месте у него была всё же война с Францией. И всё же, выдавая князю императорскую грамоту, Карл