Ментальная кухня – 2 - Максим Злобин

Тяжело.

Очень тяжело, особенно учитывая мои сегодняшние упражнения в приюте, однако Фортуна ко мне всё-таки неравнодушна.

В какой-то момент я почувствовал, как магический источник забурлил от потока свежей маны. Как и раньше, когда я перескакивал с уровня на уровень, а потом на несколько дней оставался без сил. Благо, перед полным истощением всегда были несколько драгоценных минут буста.

Вжух! Вжух! Вжух! Я летел по памяти Серёжи со скоростью молнии, походя вычёркивая Гретту и пририсовывая Герду. Вжух! Вжух! Вжух! Затем финальным штрихом внушил ему, что он приехал в ветеринарку два часа назад и:

— Всё! — у меня аж испарина на лбу образовалась.

— По шкафам! — скомандовал Агафоныч и спектакль продолжился.

— Заходи, братан! — крикнул Мансур, отворив дверь.

— Всё в порядке?

— Всё отлично! Жить будет, и бегать, и прыгать, но… сам понимаешь, такая болячка. Старость раньше времени пришла, и ты уж побереги её теперь, ладно?

— Конечно. Гретта! Гре-е-еттушка моя! — начал трепать собаку Карпов…

* * *

Спустя неделю Сергей снял со своей драгоценной овчарки бинты. Ни раньше и ни позже, — именно тогда, когда и наказал это сделать странный казахский доктор. Шерсть уже отросла, и шрамов видно не было, но…

— Эх, — вздохнул Серёжа.

Поведение Гретты после операции очень сильно изменилось. Не было в ней больше той энергии; не было щенячьей дурости и бурления молодости. Вот уж действительно, старость пришла раньше срока. Вялая она теперь какая-то, усталая. На прогулках не носится, как сумасшедшая. Зато больше спит и гораздо чаще ластится к людям, как будто ей не хватает ласки.

— Э-э-эй, — ласково протянул Серёжа и погладил собаку. — Ну ты чего?

А та в ответ завиляла хвостом и положила голову ему на колени. Что ж… прежде чем принять решения, Серёжа пролил ни одну мужскую скупую, однако работа есть работа. Никто не обещал ему, что они с Греттой навсегда вместе.

— Алло, — набрал он своему начальнику. — Да, Виктор Саныч, это я. Короче говоря… Ху-х. Пора нашей Гретте выходить на пенсию. Сможете куда-нибудь пристроить? Да… Да… Ага… Прекрасно! Охранять детский садик, думаю, самое оно, — улыбнулся Серёжа и вновь потрепал собаку по голове. — Детишек Гретта всегда любила…

* * *

— Сорок уколов! — орал Пацация, размахивая руками. — В живот!

А я ведь ему уже и выходных неделю дал, и стол богатый накрыл, и премию пообещал. А он всё заладил: сорок, да сорок.

— Гио? — в конце концов подошёл к нему сенсей.

— Да?

— То, что ты делал, ты делал во имя любви, — сказал Ярышкин. — Пусть не своей, но всё равно большой и чистой.

— А, — замялся человек-грузин. — О. Ну…

— Спасибо тебе, большое, — барон крепко обнял Гио. — Спасибо.

«Орёл летит в гнездо», — кинул я в голову ему сообщение, заприметив на горизонте Стасю: «Повторяю, орёл летит в гнездо».

— Как я выгляжу? — спросил Агафоныч.

— Как древнегреческий бог.

— Отлично! — кивнул сенсей и бодро побежал по пляжу к гостевым домикам, в одном из которых сидел Стасин «подарок»…

Глава 17

Стася оказалась безумно рада встрече с овчаркой, — даже чутка поплакала сквозь смех, — однако безо всяких «но» сегодня была счастлива лишь Тырква. Дочь полка устала быть одна. Люди, конечно, прикольные, и пузо чешут, но заиметь себе подругу своего же рода и племени — это всё равно бесценно.

Так что как только Станислава Витальевна вдоволь наобнималась с Греттой, собаченьки тут же понеслись по своим собаченькиным делам. Сконнектились моментально! Носились теперь по пляжу, отбирая друг у друга палку и в шутку задирали альпаку. А иногда забегали в воду, чтобы потом отряхнуться на рабочих. И не было у них таких проблем, как у проблемных человеков.

— Ради вас, Стасечка Витальевна, я и не на такое готов пойти, — праздновал свой триумф Агафоныч.

Однако рано праздновал. Резко помрачневшая Стася попросила его о разговоре тет-а-тет и увела в корпус администрации. К слову, этот наш «основной» домик уже остеклили, и потому подслушать разговор у меня не было ни единого шанса. Если только в голову кому-нибудь из них не залезть, а это плохо и нехорошо.

На всякий случай я не стал пока что занимать себя делами. Ждал.

И дождался уже через пятнадцать минут. Его Благородие Ярышкин выскочил из домика, аки пробка из бутылочки игристого. Внешне барон старался казаться сдержанным, да только получалось хреново. Внутри у него клокотали вулканы. И это было сразу же понятно любому человеку, у которого эмпатия развита чуть сильнее, чем у кусочка гравия.

Куда шёл барон совершенно непонятно. Скорее всего шёл, чтобы просто идти, — как самурай, не ведая цели.

— За мной, — схватил я Агафоныча под руку и поволок на катер.

Приволок, усадил на койку и попросил:

— Рассказывай.

— Вы осень хало-о-оосый, Владимир Агафонись, — с ходу начал дразниться Ярышкин, но после того, как я недовольно хмыкнул перешёл на нормальный диалог: — Не, ну а что я могу сказать? Отказала мне. Два раза!

«Не хочу сказала ты», — автоматом пропел я про себя. Тогда Агафоныч спросил, что такое «цекало», а я попросил сосредоточиться, прекратить шариться у меня в голове и вернуться к теме.

— Сказала, что дело не во мне, и что она вообще никаких отношений не хочет, — продолжил Агафоныч. — Мол, карьера превыше всего, и на ней сейчас нужно сосредоточиться. Тем более, что пляж вот-вот откроется, и это шанс всей жизни, и бла-бла-бла. И уточнила ещё, что на ухаживания княжича тоже отвечать не будет. И ни на чьи бы то ни было другие.

Так… Подлая Стася не отдалась Агафонычу за собаку. Вот уж, действительно, дрянь какая неблагодарная. Зажала письку в кулачок и сидит; сам не ам, и другим не дам. Но! Раз она не отдалась, значит Ярышкин играет честно и не подвергал её воздействию ментала. Значит, сам чтит свои же заветы. А значит, хороший человек, как ни крути.

И кажется, дело можно считать закрытым. Осталось лишь избавить Агафоныча от душевного раздрая.

Знаю, что существует такая профессия — психолог для психологов. А мне, как менталисту, нужно сейчас поддержать другого менталиста. Поскорее замять всю эту несчастную лавстори и вернуться к делам насущным. До сдачи