Физрук: на своей волне - Валерий Александрович Гуров

Я видел, что Алевтина чуть напряжена — переживает, но то, что я сразу дал ей деньги, всё-таки сняло последние возражения.

Переговорив, охранник вернулся, замялся на секунду, явно млея перед управляющей, потом сказал:

— Алевтина, ребята из технички зовут вас посмотреть запись с камер. Всё готово.

— Чудненько! — ответила она и на секунду бросила взгляд на меня. — Пойдёмте, Владимир.

Она развернулась, идя вслед за охранником. Я пошёл следом: хотелось самому увидеть, что там наснимали камеры. Потому что для разборок с ментами у меня должна быть точная картинка. Всё-таки Кирилл нож поднимал… и этот момент, если его вырвать из контекста, легко перекрутить.

— Погоди, — раздалось сбоку. Один из автоматчиков шагнул ближе и положил тяжёлую ладонь мне на плечо. — Полиция тебя не отпускала.

Я резко повернул голову и посмотрел ему в глаза.

— Во-первых, я из торгового центра не ухожу, — отрезал я. — А во-вторых… руку с плеча убери.

Я прекрасно понимал, что наличие автомата не делает его начальником моей жизни. А вот понимал ли он — посмотрим.

Автоматчик секунду постоял, потом убрал руку. Лицо у него осталось каменным, но мужик, судя по всему, оказался понятливым.

— Бридов, ты отпускаешь? — автоматчик повернулся к оперку.

Тот, снова залипнув в телефон, поднял голову и посмотрел сначала на автоматчика, а затем на меня.

— Ты куда?

Администраторша раскрыла было рот, собираясь что-то сказать, но я незаметно коснулся её локтя. Она замерла на долю секунды, но замолчала.

— Отлить хочу, — ответил я, и добавил уже шутливо. — Алевтина любезно согласилась показать, где туалет. Или я задержан?

Мент на секунду задумался.

— Пока нет, — ответил он.

— Выдыхай, никуда я не убегу, — подмигнул я автоматчику. — Или тоже хочешь?

Мужик чуть напрягся, но не стал отвечать. Когда мы уже собрались уходить, опер вдруг проснулся.

— Алевтина, вы, пожалуйста, подготовьте камеры, мы будем изымать записи.

Охранник, который, естественно, не понимал всего происходящего, за малым не выдал нас смущением:

— Так уже…

Он не договорил, слова застряли в горле. Я заметил боковым зрением, как Алевтина незаметно наступила ему на ногу, и паренёк внезапно замолчал.

— Уже что? — опер вскинул бровь. — Уже готово?

— Нет, в смысле уже пойдём это делать, — нашёлся охранник.

Мент, ничего не заподозрив, вернул взгляд на экран телефона и махнул рукой:

— Ладно, идите.

Мы с Алевтиной и охранником двинулись по коридору, воняющему дешёвым моющим средством, к технической подсобке.

— Спасибо, — сказал я директорше.

Она повернула голову, взглянула на меня.

— А почему вы не сказали, что идёте видео смотреть?

— Потому что тогда они его прямо сейчас изымут, — пояснил я. — И потом уже не докажешь, на чьей стороне правда.

— Думаете, уничтожат или там сотрут? — в её голосе слышалось сомнение, но и интерес тоже.

— Опыт разный есть, — улыбнулся я, не вдаваясь в подробности, сейчас это ни к чему.

Мы подошли к тяжёлой железной двери с табличкой «посторонним вход воспрещён». Внутри царил полумрак, и была целая стена экранов, на которых мелькали кадры с разных камер торгового центра.

За пультом сидел паренёк-техник, худой, в очках. Он щёлкал мышкой и что-то настраивал на ноутбуке.

— Готово, Алевтина Михайловна, — сказал он, едва мы зашли. — Всё как вы просили! Вот запись с камеры магазина.

— А звук есть? — спросила управляющая.

— Ну, без него, — пожал плечами техник. — Но тут и так всё видно.

Он поставил ноутбук так, чтобы мы могли рассмотреть, и включил воспроизведение. На видео мы увидели зал: как всё началось, первые толчки, падение коробок, удары. Картинка была ясной, пусть и без звука.

Я достал телефон и начал снимать происходящее с экрана.

— Вообще нельзя снимать, — нахмурился техник, протянув руку, будто собирался прикрыть камеру ладонью.

— Пусть снимает, — бросила Алевтина, не сводя глаз с экрана.

Техник коротко пожал плечами и убрал руку.

Я поймал себя на мысли, что во время драки думал, что всё действо заняло часа полтора как минимум, но нет. Судя по индикатору времени на видео, на всю разборку ушло не больше десяти минут.

Алевтина посмотрела запись дважды — один раз на обычной скорости, а во второй раз попросила включить техник ускоренную перемотку.

— Ну как-то так… — резюмировал техник, когда перемотка завершилась.

— Вань, а ты можешь сохранить копию где-нибудь на облаке, чтобы была? — уточнила Алевтина, положив руку на плечо паренька. — Так чтобы никто не знал, что она есть.

Слово «никто» управляющая выделила особо.

— Не вопрос, сделаем, — подтвердил тот.

Мы поблагодарили техника и вышли из подсобки. Алевтина остановилась напротив меня; даже несмотря на то, что на ней были высокие каблуки, она всё равно смотрела снизу вверх.

— Спасибо, что заступились за наших девочек, — поблагодарила она. — Нормальный мужчина в такой ситуации мимо не пройдёт. А вы не прошли. Если бы я там была… вы бы тоже защитили?

— Конечно, — ответил я, глядя ей в глаза.

Она задумалась, словно что-то впервые стало для неё очевидным.

— И что же это получается… Они полиции всё иначе рассказывают. Совсем наоборот. Как так можно? — задумчиво спросила она, хлопая ресницами.

— Поможете, Алевтина? — спросил я.

— Да, — сказала она уже другим голосом, в котором появилась решимость. — Надо наказать этих хулиганов! Да и таким благородным и честным людям, как вы, надо помогать. А что нужно делать, Владимир…

Я начал объяснять. Она слушала очень внимательно, кивала и даже делала пометки в своём телефоне, чтобы ничего не упустить и не забыть.

— Понятно, Владимир, я вам помогу, — сказала она, когда я закончил говорить.

Мы вернулись в торговый зал. Алевтина, не откладывая дело в долгий ящик, подошла к менту.

— Можно ещё одно заявление? — попросила она.

Опер посмотрел на неё недовольно.

— Зачем? — вяло поинтересовался он.

— Ошиблась, — улыбнулась она, слегка виновато. — Всё перечеркнула, хочу заново написать. Раньше никогда не писала, надо было у вас сразу два бланка взять.

Мент вздохнул и дал ей чистый бланк.

В это время хулиган тоже подошёл к менту и с наглой самоуверенностью вручил своё заявление ему в руки. Вручив, смерил меня взглядом, полным презрения.

Я сделал резкий шаг