Физрук: на своей волне - Валерий Александрович Гуров

Я кивнул, приняв информацию.

— Значит, скажем, что ты не участвовал, — заверил я. — Не дрейфь, и подбородок выше, а то менты, как собаки — такое дело мигом почуят.

— Да тут камеры же, — он пару раз коротко кивнул на камеру, висящую под потолком.

Точно… камеры. Каждый раз забываю, что тут 2025-й, а не девяностые. Я взглянул на чёрный глаз объектива. Сейчас любое движение писалось, и потом хоть кол на голове теши — не отвертишься.

— Понял, — сказал я, положив руку ему на плечо. — Ну разберёмся. Ты главное раньше времени не кипишуй.

Парень кивнул, но всё равно дрожал. Видно было, как страх условки давит сильнее, чем драка, нож и кровь вместе взятые.

Один из ментов, тот самый модник в дорогой кепке, закончил шептаться с администраторшей и достал из папки бланк.

— Всё ясно, — сказал он ровным голосом. — Берёте заявление, заполняете.

И вручил лист женщине.

— А как писать-то? Может, образец есть? — осторожно спросила администраторша, неуверенно рассматривая бланк.

— Да как мне рассказали, так и пишите, — пожал плечами мент.

Администраторша кивнула, взяла лист, велела девчонкам-продавщицам принести ручку и прошла к углу. Там у витрины стоял маленький столик. Села за него, положила лист и принялась старательно выводить строки.

Мент тем временем обернулся, глянул на нас с пацанами, но, подумав, свернул в другую сторону — туда, где жались к стене хулиганы, те самые козлы, что и развязали драку.

— Блин… я думала, их сразу в участок заберут! — зашептала Аня, почти прижавшись ко мне.

Я и сам примерно на то же рассчитывал. Но опыт подсказывал, что по закону оснований у ментов сейчас нет. Последние полчаса, после появления группы быстрого реагирования, эти быки сидели тише воды, ниже травы. Ни криков, ни угроз, даже материться перестали. И потому для ментов всё выглядело так, будто они тут просто случайно постояли рядом.

Тоже, блин, ситуация: в девяностых таких уже давно бы в «бобик» затолкали и вопрос закрыли. А тут, когда вокруг камеры, менты без повода рисковать не будут.

Я наблюдал, как мент общался с хулиганами. О чём именно шёл разговор, разобрать было невозможно — слишком далеко, да и гул в зале стоял. Но одно сразу бросилось в глаза.

Тот самый козёл, что раньше орал про «дядю», вдруг достал мобильник. Глянцевый, с огромным экраном. Быстро что-то набрал, прижал к уху и, выждав, когда на другом конце провода возьмут трубку, начал тараторить.

Мент не мешал. Стоял рядом, терпеливо ждал, пока хулиган договорит. А потом упырь протянул трубку прямо менту.

Оперок даже не поморщился. Взял мобилу, приложил к уху, слушал, кивал, иногда вставлял короткое «угу».

Я смотрел на это, и у меня внутри неприятно кольнуло. Минуты через две мент вернул мобильник и сразу же передал хулиганам листы бланков. Видимо, теперь уже их очередь что-то писать.

Что ж… очень хочется верить, что звонили не тому самому «дяде», которым тут недавно пугали. Хочется верить, что через тридцать лет после моих девяностых закон хоть немного работает так, как должен.

Хулиганы, скривившись, принялись черкать что-то ручкой по листу. А мент, оставив их с бумагами, неспешно развернулся и направился ко мне. Неторопливо, совсем уж по-пижонски, будто прогуливался по парку. В руках — всё та же папка, а на лице — выражение равнодушия: плевать ему на всех.

— Ну что, — сказал он, лениво щёлкнув ручкой. — У вас есть какие-то претензии к этим ребятам? Заявление писать будете?

Я медленно покачал головой.

— Сами разберёмся. Молодых пацанов, конечно, надо было проучить — они своё получили. Но ломать им жизнь мне неохота.

Мент кивнул, уголки губ чуть поползли вверх. Но это была не улыбка, а скорее ухмылка — мерзкая и неприятная.

— Как хотите, — сказал он. — Ваше право.

А следом он неожиданно добавил, уже другим тоном:

— А вот у этих товарищей вопросы есть. Они заявление на вас писать будут.

Я даже не сразу понял, что он сказал. Аня, которая стояла рядом, вспыхнула:

— Так они же сами в драку полезли! Они нож достали! Вы же видели!

Я молчал. Слова тут были лишние. Всё стало ясно без слов — моё предположение, что этот мент — не мент, подтвердилось. Это мусор. И, видимо, тот самый «дядя», которому хулиган звонил по телефону, всё уже порешал.

— Нож, — продолжил «доблестный» представитель правопорядка. — Холодным оружием не является. А вот заявление о краже ножа они написали. Ещё написали, что вы вдвоём били одного в целях, так сказать, овладения ножиком. А это уже разбой. И, между прочим, вы первым начали драку.

Он чуть прищурился, явно получая удовольствие от того, как выкладывает это.

— А дальше, — продолжил он, — следствие покажет. Может, даже разбой в составе группы лиц и по предварительному сговору.

Он говорил размеренно, будто всё уже решено. Я видел, что для него мы здесь не люди, а всего лишь строки в бумагах, которые можно перевернуть так или эдак. В зависимости от того, кто сверху позвонит.

Впрочем, неожиданностью для меня это не стало. Скорее из разряда «что и требовалось доказать». Дальше, скорее всего, начнётся самый настоящий ментовской беспредел. Плавали — знаем. Я с такими раскладами сталкивался не раз. Главное теперь — не дать им сесть себе на голову. А если попытаются — отвечать жёстко и сразу, иначе сомнут.

— Погоди… разбой? — наконец заговорил я. — Ты, похоже, ситуацию не понял.

Полицейский медленно обернулся.

— Всё я понял, — протянул он, с удовольствием смакуя каждое слово. — Сейчас потерпевшие заявление напишут — и будем разбираться.

Он развернулся на каблуках, картинно поправил лакированную кепку и пошёл обратно к своим «подопечным».

Мой вывод к этому моменту созрел — по части беспредела ничего не изменилось. Как был он, так и остался. Есть такие менты, которые что хотят, то и воротят.

— Вова… — Аня торопливо коснулась моего локтя. — Он что, издевается? Какой нафиг разбой? Эти уроды первые полезли! Так, я сейчас позвоню Коте, и он нам адвоката найдёт!

— Не надо, — я покачал головой. — Не надо никому звонить. Ты уже ему пыталась звонить, помнишь? Только толку не вышло. Видимо, у Коти есть дела поважнее. Поэтому давай разберёмся сами. А Котя пусть своими делами занимается.

Аня прикусила губу и замолчала.