Шурик 1970. Книга 2 - Петр Алмазный

class="p1">— Смотрел? Ну да, конечно. Ты если это… то начальство добро не даст, — сказал Николай внимательно на меня поглядев. — Даже и не думай. Это ж посольство… политический скандал…

— Д я и не думаю, — соврал я.

Что там говорили китайцы про терпение? Что нужно сидеть у реки и ждать, пока проплывет труп врага? Или сидеть на горе, смотреть, пока тигры будут драться? Не помню. Был бы интернет — посмотрел. Но нет, просто ждать я не собирался, просто подошел к теткам-бабушкам на скамейке у подъезда и попросил об услуге. Если в подъезд войдет человек, подробно мною описанный, немедленно мне сообщить. Если не посредством телефона, то хотя бы громких хоровым пением. Возможно, даже из Пугачевой.

Про Пугачеву соседки не слышали. Я тоже не помнил, когда именно она ворвалась на нашу эстраду посредством «Арлекино», и предложил дамам исполнить что-то из народного фольклора. И для лучшей распевки я презентовал на лавочки литруху хорошего кавказского вина в плетеной бутыли. Приподъездные дамы с удовольствием мой дар приняли и информацию внимательно выслушали. В подробном моем описании был портрет Милославского. Не спутаешь. Почему-то мне казалось, что Милославский появится уже в ближайшее время. Уж слишком «жирной» была квартира моего соседа Шпака.

Время было уже к обеду, я как раз заканчивал чертеж по багги «Пионер», когда внизу не очень слаженно запели хором: «Ой, цветет калина в поле у ручья». Я специально двери балкона держал открытыми. Был, конечно, вариант, что тетки выпили винца и просто расчувствовались. Но это вряд ли. Скорее всего — это сигнал! Я подошел к двери, прислушался к звуку лифта. Есть! Подъехал! Жорж старался ступать тихо, но все равно по звуку шагов было ясно, что он подошел к двери Шпаковской квартиры. Едва слышно звякнули отмычки, минута, и дверной замок послушно щелкнул. Жорж Милославский проник в квартиру стоматолога Шпака. Профессионал, что еще скажешь?! Еще щелчок, это — дверь за домушником закрылась.

Отлично!

Я быстро вышел из квартиры, тихонько подкрался к двери моего соседа, аккуратно вставил в замочную скважину ключ. Ключ у меня был на вполне законных основаниях, Шпак оставил –просил поливать цветы, пока гостит у приятеля на даче. Видимо, домушник об этом как-то проведал, вот и явился.

Все! Жорж Милославский в ловушке! Наружу ему теперь не выйти. По крайней мере — через дверь. И никакие отмычки теперь не помогут! Однако, я особо не торопился. Пусть Жорж пока порадуется: найдет облигации госзайма, которые следует хранить в сберкассе, потом его добычей станут кинокамера, портсигар золотой, куртка замшевая импортная. Два магнитофона, один из которых кассетный «Филипс». Да еще с баром ему придется повозиться. Что сделает Жорж, когда соберется с добычей на выход и поймет, что дверь не открывается? Это для него сюрприз будет почище, чем исчезнувшая стена в квартире. Он запаникует? Или сразу рванет на балкон?

Я подождал, но все-таки не сдержался, взял трубку и набрал номер моего соседа Шпака. За стеной раздался телефонный звонок. Я даже представил себе, как Жорж вздрогнул и испуганно обернулся на звук. Трубку, конечно, не взял. Ладно, теперь оставалось только ждать.

Я повесил ремешок фотоаппарата на шею, прихватил сигару, вышел на балкон. Помахал рукой бдительным соседкам. Те уже закончили петь и явно заинтригованные смотрели в мою сторону. Я пристроился у бетонной плиты, разделяющей лоджии, выкурил сигару почти до половины. Наконец раздался звук открываемой балконной двери, и Жорж Милославский показался во всей красе. Но прежней уверенности на его лице не осталось и следа. Не сумев выйти из квартиры, явно носившей следы обноса, Жорж реально очканул. Он, в импортной замшевой куртке и с камерой на плече сразу ухватился за балконные перила и начал лихорадочно озираться по сторонам. Я навел фокус и сделал первый снимок. Щелкнул затвор фотокамеры. Отлично! Матерый вор-домушник зафиксирован, как говорится, с поличным. На месте преступления.

Милославский услышал щелчок фотоаппарата, заглянул за бетонную плиту на мой балкон. Увидел меня, спокойно смолящего «Корону», кажется, узнал, тут же отпрянул и рванул обратно в квартиру.

— Эй, уважаемый! — крикнул я ему вслед. — Куда же вы? Выходите, поговорим. Есть тема!

Теперь уже я заглядывал на соседний балкон и реально шантажировал домушника:

— Или мне прям щас позвонить 02?

Пришлось подождать. Жорж вышел минут через пять. Без куртки и без камеры. И лицом несколько бледный. Достал блестящую зажигалку и красно-белую пачку «Мальборо». И где здесь, спрашивается, достал? Разве что в «Березке» на чеки приобрел?

Жорж щелкнул зажигалкой, нервно закурил:

— И откуда ты такой взялся?

— Да так, проживаю по соседству.

— Ты чего ко мне привязался? Специально меня выслеживал?

— Да, пожалуй, что так.

— Че хотел?

— Дело есть. Как раз по вашей специальности.

— Какой такой специальности?

— Оригинальной. Милославский, бросьте дурочку валять, я знаю, кто вы есть. Верните украденное у Шпака и поговорим серьезно.

— Я все уже вернул.

— И облигации?

Милославский похлопал по карману своего пиджака.

— Верну, дверь откроешь?

— Открою. Я же говорю, есть заказ. Серьезный. Даже, можно сказать, государственный. Родине послужить надо.

— Хм… Меня Родина только недавно на волю отпустила. Из мест не столь отдаленных.

— А это — ничего. Родина, она как мать. И накажет, и пожалеет. В обиде не останетесь. Это вам не портсигар Шпака. Портсигар, кстати, тоже не забудьте вернуть. Так что, договорились?

Милославский блеснул фиксой и пошел в квартиру возвращать портсигар. Я же пошел звонить Николаю на работу. Тот трубку сразу взял и пообещал быстро приехать.

Переговоры на балконе длились недолго. Стороны договорились и даже обменялись рукопожатием. Правда, справку об освобождении Николай у Милославского забрал. Обещал вернуть в виде паспорта. При благоприятном решении вопроса. Про неблагоприятный даже не говорили.

— Слушай, а ты уверен, что он справится? — спросил Николай.

— Жорж Милославский, конечно, не Джеймс Бонд, но кое-что в этом деле понимает. А уж как собираются наши доблестные органы его во вражеское посольство доставить — это уж ваше дело.

— Доставим, не переживай. Там завтра как раз большой прием. Только одному ему будет трудновато.

Я намекнул, что на рынке до сих пор обретается известная ему троица. Пусть искупают