Шурик 1970. Книга 2 - Петр Алмазный

на БТ. Вот и весь батальон. А по данным разведки на нас с утра три десятка Т-4 навалятся, не считая броневиков. Дивизия «Райх», слыхал? Сидим мы ночью с комбатом и танкистами остальными в рощице у костра, затылки под шлемами чешем. И понимаем, что не удержать нам позиций, сомнут нас немцы поутру. Т-4 — машина сильная, мы его за тяжелый танк тогда считали. Пока «Тигры» не появились. А что у нас? Четыре танка, три орудия. Пэтээров с десяток. Гранат даже почти не было — только бутылки с бензином. И на бутылках этикетки «Ситро». Вот этикетки эти почему-то очень хорошо помню…

Генерал не стал тянуть, налил и принял рюмочку снова. Занюхал хлебцем, стал рассказывать дальше:

— Вот тут он и появился. Вот типа тебя, студент, тоже в очках. Приехал на полуторке, а с ним пацаны. Пятеро, лет по двенадцать-четырнадцать. Сказал, что с дома пионеров. Комполка все это дело увидел, мордой покраснел и сочным таким матерком велел очкарику с пацанами в тыл убираться. «Не до того Россия-матушка обезлюдела, чтобы детей под танки бросать». Но очкарик не робкого десятка оказался и сам в ответ… трехэтажным. Ядрено так. И приказ показывает с очень важной подписью. «Провести испытания устройства „ППГ“». Что за ППГ? Оказалось — мины. Противотанковые мины на гусеницах. С проводами. Всю ночь ребята эти провода разматывали, да мины в белый цвет красили. Ночью как раз снежок выпал. Хороший такой, мягкий…

Генерал выпил снова.

— Посмотрели мы эти ППГ — ничего сложного: шесть деревянных катков, по три с каждой стороны, гусеницы — из старых резиновых камер с шипами. Чтобы не скользили, значит. Два самодельных электродвижка. И от движков провода к автомобильному аккумулятору в окопе. То есть мина — самоходка, не ждет, пока на нее танк наедет, сама на танк идет.

— Радиоуправление? — предположил я.

— Какое там радио, — махнул рукой генерал. — Я ж тебе говорю — провода. Один с биноклем смотрит и команды дает, второй в окопе провода к клеммам прижимает. Двумя парами они, пацаны эти работали. А очкарик с биноклем. Он мне рассказал, что эти самоходы сам придумал. Когда сам пацаном был, еще в тридцать шестом. Придумал и вместе с преподавателем труда сделали. В школьном кабинете труда — в помощь испанским республиканцам. Тогда война в Испании была. Сделали и испытали на школьном дворе. Без боевого заряда, конечно. Получилось! Заявку оформили, в наркомат отправили, все чин по чину. Но ответа не пришло, а в тридцать седьмом того учителя труда забрали. Пришли ночью и увезли. Более его никто и не видел. Так-то.

Генерал потянулся было к графинчику, да пить передумал. Взял корочку хлебца, пожевал задумчиво.

— Виктором он назвался, очкарик тот. Фамилию не помню, не расслышал. Пробовал выяснить потом, да разве найдешь? Его так пацаны и звали — товарищ Виктор. Обычно по фамилии, а тут — по имени. И он их тоже: «Товарищ Максим, товарищ Василий». Он у нас еще аккумулятор выпросил. Сняли с тридцатьчетверки, все равно не заводилась. И вот утром… Мы вообще-то больше на КВ надеялись. Броня у него мощная, прикопан опять же. Но немцы первым делом по нему бить и начали, видно, с рамы срисовали. Башню заклинило. После артподготовки фрицы и поползли. Как крысы. Пехота — серая, танки бурые. Они ж, фрицы, даже танки не стали перекрашивать, и маскхалатов у них не было. Так в своих эрзац-шинелишках по сугробам и перлись. Немец злой, замерзший. Уши под касками только пилотками прикрыты. Начался бой. Подбили меня быстро. Хоть и в капонире машина была, загорелась. Но и мы танк и броневик один сожгли, не сомневайся. У немцев броневики гусеничные были. Но я не о том, я про Виктора этого. Покинули мы машину с личным оружием. В окопы попрыгали, к солдатикам на подмогу. Вижу, Виктор этот с биноклем. Пули свистят, осколки, а он из окопа высунулся, на голову наволочку белую натянул и вот из-под нее в бинокль пялится. Тот бой я своими глазами видел. Ну как эти мины на гусеницах катились на танки, а те уже совсем близко к окопам подползли. Резвые эти ППГ были, лихо под танки закатывались. Одно плохо, провода рвались часто. От осколков. Так пацаны придумали цепь собачью к минам привязывать. Я сам за цепь одну такую вытащил. Провод в окопе скруткой связали и обратно на танки послали. Семь танков они за день этими минами сожгли. Смекаешь? Семь Т-4! Пацаны и этот Витя в очках. Еще один танк тридцатчетверка приложила. Два бутылками ополченцы забросали. Сожгли. Отползли немцы! Не прошли они. А вечером вода пошла с водохранилища. Наши шлюзы взорвали. Чтобы этот чертов «Райх» не прошел. А нас в тыл отвели. Да и что там отводить было, одна тридцатьчетверка, вот и весь батальон. Меня — в медсанбат на телеге. Контузило…

Генерал закончил, решительно налил себе стопарь, махом выпил.

— Нигде ничего я подобного не видел. Нигде! Только в Праге. В Праге на нас такая же фигня выкатилась. Только немецкая и здоровая. На железных гусеницах. Передовую нашу тридцатьчетверку сожгла. Но заметная, и тарахтела очень. Мы с ними быстро разбираться научились.

Генерал встал, подошел к стене, сдвинул одну из шторок. Картина маслом — мордатый фриц копается в потрохах похожего на черепаху механизма на гусеницах.

— Самоходная мина «Голиаф» — очередная вундервафля нацистов, — сказал генерал. — Наши разведчики одну такую целую в Праге взяли. Я потом рассмотрел, там столько напихано! Такие схемы и узлы мудреные. А у Витька того даже катки деревянные были. И гусеницы из камеры старой. Но ведь семь танков! Всего пятеро пацанов и Витя этот! Я ведь своими глазами…

Генерал резко повернулся ко мне:

— Мне твой электромобиль на поле боя на хрен не нужен, понял? Мне «УАЗки» хватит. Раненых при необходимости санитары на носилках донесут. Ты мне сделай такую электрическую штуку, чтобы на голову лучше этого было, — генерал указал на «Голиафа». — Чтобы эта штука сама на танки врага, на пушки его, на ракетные установки катилась. И вдребезги разносила. А лучше — чтобы летела. Ты меня понял?

Я понял. Понял, что генерал — даже не про гранатомет. Гранатометов в советской армии хватало. Разных типов. Генерал — про другое, он про дрон-камикадзе.

— Вопросы есть? — по-военному спросил генерал.

— Да. Это ППГ как-то расшифровывалось? — спросил я, вставая.

—