Когда в июне замерзла Влтава - Алексей Котейко

отгоняя последние сомнения, и принялся тихо, но насколько возможно быстро, подниматься по лестнице. Позади едва слышно шаркали по камням сапоги Иржи. Шум повторился: кто-то в костёле застонал. Приятели уже были перед знакомой дверью, и Макс, осторожно приоткрыв её, выскользнул в боковой закуток. Глазам его предстала жуткая картина.

Все подсвечники теперь были составлены в круг перед алтарём, и от одного к другому тянулась тёмная полоса, чуть поблёскивавшая в пламени свечей. Нарисована полоса была кровью. Кровью же грубо намалевали пентаграмму в центре круга, где, раскинув руки и ноги, лежало человеческое тело. Капрал-адъютант решил было, что это Чех, но потом заметил, что убитый несколько моложе, коренастее и имеет оба глаза. Похоже, в качестве жертвы использовали бедолагу-звонаря.

Впрочем, Войтех тоже был здесь: привязанный непосредственно к алтарю, со склонённой на грудь головой. Пока стражники наблюдали за происходящим, ординарец чуть шевельнулся и снова издал тот самый приглушённый стон.

— Замолкни, — посоветовал высокий холодный голос. — Мешаешь сосредоточиться.

От одной из колонн отделился человек в облачении священника, на ходу перелистывая какую-то потрёпанную книгу. Он методично обошёл один за другим все подсвечники, потом осмотрел выведенные кровью символы, словно сверяясь с инструкцией. Закрыл книгу, положил её на переднюю скамью. Прошёл в центр круга и, встав над телом звонаря, спиной к алтарю, вскинул руки.

— Макс! — предостерегающе зашипел Иржи, но капрал-адъютант уже прицелился и выстрелил в заклинателя.

Видимо, чары, прежде не позволившие стражникам подслушать ночное сборище, теперь были рассеяны, потому что звук выстрела эхом заплясал под готическими сводами. Следом грохнуло во второй раз — стрелял Шустал — но и первая, и вторая пуля не достигли цели. Священник развернулся на месте, чёрная сутана взметнулась вихрем и от этого вихря на мгновение дрогнули язычки свечей. Капюшон откинулся, открывая высокий лоб с залысинами и внимательные глаза под линией чёрных, словно вечно нахмуренных, бровей.

У человека в круге было лицо аскета или фанатика: высокие скулы, впалые щёки, тонкий нос. Но вот он чуть приподнял верхнюю губу, обнажая в усмешке зубы, и фанатик уступил место волку. Максим мысленно машинально отметил, что у «святого отца» очень заметные клыки — длиннее остальных зубов, чуть выдвинутые вперёд и вывернутые. Резанов, собравшийся было броситься на колдуна, неожиданно для самого себя двинулся не спеша, настороженно заходя по кругу слева и на ходу засовывая пистоль в кобуру. Шустал пошёл справа. Пистоль он перехватил за ствол, намереваясь использовать как дубинку.

Священник склонил голову набок и на лице его появилось насмешливое выражение; с таким порой наблюдают за игрой детей или вознёй щенков. Затем он что-то пробормотал, хлопнул в ладоши — и ноги Макса будто подсекла гигантская невидимая дубина. Капрал-адъютант рухнул на пол. Судя по звукам правее, точно так же досталось и Иржи. Не успели они подняться, как дубина вторично приложила обоих, на этот раз подцепив и проволочив по полу до колонн.

Стражники, пошатываясь, встали. Максим быстро рисовал в воображении картинку из детства: лето, солнечный денёк. Пыльная улочка с редкими клочками асфальта, укрытая высокими старыми липами и берёзами, растущими вдоль дороги. Компания мальчишек, вооружившись палками, играет то ли в рыцарей, то ли в мушкетёров. Времени на что-то более основательное попросту не было, и Резанов мысленно вложил в свободную руку эту прочную буковую палку, старательно выструганную в далёком детстве. А когда невидимая сила ударила снова — подставил палку под удар.

Шустала, попытавшегося встретить натиск оружием, швырнуло на колонну и крепко приложило об неё. Макс, напротив, устоял, и в глазах противника мелькнуло что-то вроде любопытства. Резанов прямо-таки физически ощущал, как на левую руку, сжимающую воображаемую палку, наваливается тяжесть. Но, тем не менее, незримый поток разбивался об эту ненадёжную защиту надвое, и огибал парня с боков, не причиняя вреда.

— Как интересно, — прокомментировал священник. Потом быстро что-то пробормотал, трижды хлопнул в ладоши — и будто кузнечный молот обрушился на Максима сверху. Он ещё успел прикрыться своей палочкой, но удар всё равно опрокинул его, вдавил в пол, крепко приложил спиной и затылком. При этом тяжесть никуда не исчезла: когда огоньки свечей перестали плясать перед глазами в бешеной скачке, Макс обнаружил, что не может шевельнуть ни рукой, ни ногой. Молот притиснул его к плитам пола, и Резанов вдруг понял, что должен чувствовать человек, страдающий клаустрофобией. Он видел просторный неф костёла, видел высокие готические своды — но при этом ощущал себя запертым в тесной каморке, в которой вот-вот должен закончиться воздух.

Иржи неподвижно лежал в стороне, выронив из бессильной ладони свой верный кацбальгер. Где-то в отдалении глухо ухало, будто кто-то бил в ворота тараном. Священник с удовлетворением огляделся по сторонам, оценивая результаты свой работы, потом потёр руки и снова занял место в центре круга. Речитатив заклинания зазвучал плавно, нараспев, как искажённое подобие церковного хорала. Свечи разом вспыхнули, пламя в них вытянулось вверх на добрых полметра.

Максим хотел позвать друга, но язык не слушался, будто в рот затолкали тряпку. Выроненный при падении палаш лежал в каких-то сантиметрах от руки, однако парень не мог пошевелить и пальцем.

«Прав был пан Фауст… Почти прав», — подумалось ему.

Незнакомец в круге то ли закончил чтение первой части заклинания, то ли решил прерваться ненадолго. Он снова взглянул на стражников и небрежным жестом руки заставил их тела переместиться вплотную к границам круга. Опять взял книгу, что-то уточнил в ней, ещё раз махнул рукой — и Макс с Иржи оказались уже в круге, раскинувшись, будто тряпичные куколки.

— Всё в порядке очередности, — пообещал человек, извлекая из складок сутаны короткий широкий кинжал и поворачиваясь к алтарю. Войтех Чех, повисший на верёвках, напоминал сейчас прикованного к скале Прометея, яростно сверля священника единственным глазом. Похоже, ему колдун по какой-то причине рот не затыкал, потому что ординарец вдруг затянул:

— Sub tuum praesidium…

Священник снова ухмыльнулся:

— Справедливо. Каждому да будет по вере его.

Войтех не слушал. Запрокинув голову и закатив глаз, он силился увидеть возвышавшееся над ним резное деревянное изображение Мадонны. Казалось, ветеран, певший древний гимн, посвящённый Богоматери, пытается понять, слышит ли она его. Колдун презрительно передёрнул плечами и шагнул к алтарю.

— Virgo