Два часа до конца света. Том II - Виктор Маршанский

Вопрос был адресован Николаю Мирных, которого двумя минутами ранее подвергли тщательному досмотру как последнего мошенника, прежде чем пустить в кабинет к статисту. Тот встретил его в шерстяном халате и тапочках, и не смотря на то, что Вечный априори не мог быть пьян, складывалось впечатление, что старик был «навеселе».

— Я думал, статистов кодируют, — отозвался он, разглядывая замысловатый узор на дорогом ковре, устилающем всё пространство обширного кабинета.

— Так и есть, — признал Вечный, усаживаясь за массивный стол из красного дерева, — но иногда я хочу почувствовать себя более… живым.

Прежде чем Николая пропустили к Иерониму, ему пришлось подняться в административный корпус Зоны, предоставить свои данные дюжине лиц разной степени вооружённости, пережить унизительный досмотр с пристрастиями, и только после этого дверь вечного открылось, и этисту показалось, что он переместился во времени.

— Как много у вас тут антиквариата, — заметил Николай, устраиваясь в кожаном кресле напротив.

Посмеявшись, статист взял в руки один из стоящих бокалов:

— Да я уж и сам антиквариат. Пейте, пейте! Замечательный бурбон.

Пить Николай не любил. Но так как от успеха его действий зависела жизнь детектива (и скорее всего, ещё многих людей) он поднял со стола второй бокал и спросил:

— За что будем пить?

— А за что вы хотите выпить?

— Даже не знаю.

— Тогда выпьем за то, чтобы у нас всегда было за что пить! — Патетически воскликнул дед, опрокидывая залпом бокал.

Не рискнув перечить Иерониму, Мирных залил в глотку обжигающий напиток.

«Ух, скотобаза, — морщась, подумал про себя сотрудник, — пить с тем кто не пьянеет! Ей богу, впервые такое!»

Пока этист пытался справиться с одышкой, Иероним налил себе второй бокал и ткнул большим пальцем в пространство за спиной, указывая на большой книжный шкаф:

— Тут немало книг прямиком из библиотеки Николая Второго, предлагаю ознакомиться на досуге. За знания!

Ещё один бокал горящим локомотивом проехался по пищеводу Николая. Затем, как бы невзначай, Вечный махнул в сторону стен:

— Обои, между прочим, французские. По девять тысяч за метр. Вот, закусите.

С этими словами старик вытащил из ящика стола блюдце с лимонной нарезкой.

— Я надеюсь, цифра в рублях, — признался Николай, жуя дольку лимона.

— Помилуйте, какие рубли? Вот в советское время были рубли, а сейчас… тьфу! Не валюта, а бумага туалетная. За рубль!

И они выпили ещё.

— А вот подсвечники, смотрите, — указал Иероним на золотистые канделябры, распространяющие по кабинету тёплый желтоватый свет. — Ручная работа. А вот патефон, например.

— Советский, кажется, — вставил Николай, стараясь удержать контроль над языком, который начинал понемногу заплетаться, — «Симфония». Разработан ещё при Брежневе. Исключает прослушку с диктографов и прочих периферийных устройств. Сильно же они вас заебали здесь, да?

Лёгкое беззаботное выражение лица Вечного вдруг приняло выражение полной сосредоточенности. Поправив полы халата, он принял более серьёзный вид.

— Знаете, сколько я уже не покидал этого учреждения? — Прохрипел он, глядя в глаза этисту. — Последний раз я видел своего сына на дне рождения, когда ему исполнилось двенадцать. Теперь ему уже сорок шесть!

— Почему вас не отпускают?

Опрокинув очередную порцию бурбона, Иероним в очередной раз ткнул пальцем в воздух, на этот раз указывая на свой лоб.

— Знания. Я могу такое рассказать про Отдел, Фонд и страну в частности, что вы отсюда живым не выйдете.

По спине Николая пробежал холодок.

— Настолько всё серьёзно?

Вечный не ответил. Порывшись в одном из ящиков, он вытащил на свет несколько засекреченных документов.

— Так, — пробормотал он, доставая из кармана халата очки и водружая их себе на нос, — что тут у нас? Бета Центавра. Странное название.

— Другого нет, — пожал плечами Николай, ощущая, как к лицу приливает кровь от выпитого алкоголя.

— Так-с. Статистика Реутова, да. Видел её лет пятнадцать назад. Худая, как сухая селёдка.

— Я бы не назвал её худой.

— Ну, жизнь меняет людей. За пятнадцать-то лет.

Пока Иероним пытался разложить документы в нужном порядке, Мирных пытался собрать мозги в кучу. И то, и другое выходило с переменным успехом.

— Ага, вот! — Воскликнул Вечный, найдя нужную страницу. — Отчёт Верховцева. Ба! Этот козёл ещё работает!

— Слушайте, — сказал наконец Николай, понизив голос почти до шёпота — я тут на самом деле по другому вопросу.

Сложив руки в замок, Вечный опустил их на стол поверх разложенных бумаг.

— Я вас внимательно слушаю.

— Вы знакомы с Антоном Могилевичем? Он внештатный детектив спецотдела.

Лицо Иеронима вдруг стало совершенно непроницаемым, будто между телом и сознанием образовалась километровая пропасть.

— Ну, допустим. Он просил мне что-то передать?

— Он просил связаться с вами насчёт Общества ядов.

Услышав последние слова, Вечный откинулся на кресле, скрещивая руки на груди. Некоторое время он смотрел в пространство перед собой, пока Николай пытался сфокусировать на взгляд на своих наручных часах.

«Блять, — подумал он. — Мне же ещё к лингвистам возвращаться. Как я теперь работать буду в таком состоянии? А этот старый хрен — столько выжрал, и хоть бы хны!»

Тем временем, статист оттаял. Схватив со стола одну из бумажек, он начеркал на ней несколько пометок и вручил Николаю со словами:

— Это для Верховцева. Можете идти.

Затем он подошёл к патефону и выключил его. Пока сбитый с толку, изрядно поддатый сотрудник этического Комитета направлялся к выходу, Иероним подхватил со стационарного телефона трубку и отчеканил:

— Плесецкого ко мне. И Марченко.

И вернув трубку на место, повернулся вслед уходящему Николаю.

— Уважаемый, — окликнул этиста старик.

— Да-да? — Не дойдя до двери шага, пошатываясь, Мирных повернулся к статисту.

— Кто-нибудь ещё знает о просьбе Могилевича?

Образ Шихобаловой на мгновение возник перед взглядом Николая.

— Нет. — Ответил он быстрее, чем успел подумать. — Антон связался со мной по закрытому каналу. Мои контакты, очевидно, остались у него после нашего непродолжительного сотрудничества на проекте Беты Центавра.

— Замечательно. Ступайте.

Кивнув, Николай пробормотал какие-то слова прощания, и шатающейся походкой покинул кабинет статиста.

* * *

Трасса 404, 01:46

Открыв окно на максимум, Антон Могилевич молча смотрел на проносящиеся вдоль дороги деревья. Светило солнце. Они ехали уже более суток.

— Вы