Ленька-карьерист - Виктор Коллингвуд

Нет, в этой партии нужно было сыграть на опережение.

Прямо атаковать Баумана было глупо и опасно, но по здравому размышлению я решил, что его можно «канализировать», то есть направить его власть и энергию в другое, более безопасное для меня русло. Идея пришла сама собой, вытекающая из логики момента. Я открыл краткую, но емкую докладную записку, воспользовавшись нашим с Орловым союзом в качестве повода. В записке, посвященной техническому обеспечению МТС, я, как бы между прочим, в последнем параграфе отметил, что успех коллективизации зависит не только от техники, но и от коммуникационной партийной активности на точках. И что для управления этим сложным направлением в масштабах всего Союза нужен товарищ, обладающий недюжинной волей, идеологической твердостью и полным пониманием важности момента. Несомненно, эта роль была бы по силам Карлу Яновичу Бауману, чей опыт и квалификация были бы просто бесценны на посту секретаря ЦК, курирующего именно этот хозяйственный сектор.

— Давайте направим Баумана на сельское хозяйство! — предложил я. — Это сейчас — «передний край». А Москва — в сущности, тихое болото.

Записку я передал Орлову. Тот пробежал ее глазами, задержался на последнем абзаце, и в его глазах мелькнуло понимание. Он ничего не сказал, но через два дня я узнал, что записка легла на нужный стол.

Первый ход был сделан. Но на месте главы Москвы образовалась пустота. И ее нужно было заполнить, прежде чем это сделает кто-то другой. Вскоре пошли слухи, что «наверху» циркулирует идея о назначении секретарем парторганизации Москвы Лазаря Кагановича. Сразу же стало понятно — такого не сдвинешь так просто, как Баумана. Это тяжеловесная, беспрекословно преданная Сталину фигура; против такого кандидата никто не возразит! Надо было что-то придумать — очень хитрое и серьезное.

А потому, спустя неделю, как я услышал про Кагановича, я решил написать вторую докладную, в этот раз посвященную транспорту. Я собрал все доступные мне сводки о состоянии железных дорог. Картина вырисовывалась удручающая: износ путей, нехватка паровозов, чудовищная неразбериха с грузопотоками. А ведь с началом индустриализации перевозки грозили вырасти на десятки процентов, а на отдельных направлениях — в несколько раз! Транспорт, кровеносная система индустриализации, грозил закупориться тромбом. Вывод запрашивался сам собой: этот участок требует не просто управления, а диктаторской власти, стальной руки; туда нужен был человек-ледокол, способный проломить ведомственные барьеры, вычистить саботажников и заставить механизм работать. И кто, как не товарищ Каганович, с его организаторским талантом и хваткой, мог бы взвалить на себя эту титаническую задачу? Поставить его на транспорт — значило спасти первую пятилетку!

На этот раз я стрелял с двух рук. Товарищу Сталину я отправил аналитическую записку о проблемах с транспортом не предлагая (ни боже мой!) никаких кадровых решений. А вот для Орлова (ну и, шире говоря — для главы Наркомтяжпрома (ВСНХ) Орджоникидзе) я подготовил тезисы для доклада, где в числе прочего, предлагал «кадровое усиление» НКПС, где имя Кагановича упоминалось рядом с еще несколькими, совершенно «непроходными» фигурами.

И снова отдал записку Орлову. Перечитав, он посмотрел на меня с нескрываемым уважением, смешанным с некоторой опаской. Он понял мою игру: сначала мы способствуем «повышению» Баумана, чтобы убрать его с дороги, затем точно также перемещаем Кагановича, чтобы с Москвы, убрать его на более высокий, но и много более сложный, можно сказать, «расстрельный» пост. О моем желании поставить на освободившееся место своего человека Орлов догадывался, но благодаря «пакту» не мешал.

И тут произошло непредвиденное затруднение. Моя сеть информаторов донесла, что Каганович, которому идея возглавить Москву пришлась по вкусу, уже прочит себе в помощники и будущие преемники некого Никиту Хрущева. Я знал это имя из будущего. Хрущев, протеже Кагановича, появившийся из ниоткуда будущий «кукурузник». В истории он действительно возглавил Московскую парторганизацию, откуда и началось его восхождение. Но этого я допустить никак не мог.

Нужен был выход лично на Сталина. Не прямо, конечно, не мой это пока уровень: ногой раскрывать дверь в кабинет Сталина. Но всегда можно найти лазейку: через Поскребышева, бывшего сейчас помощником секретаря Сталина Товстухи. Ему я уже несколько раз помогал с подготовкой технических справок, и теперь — услуга-за-услугу — попросил устроить доклад Хозяину о выполнении работ по программе МТС.

Это был вполне убедительный, законный повод появиться у вождя. Он принял меня в своем кремлевском кабинете, пропитанном запахом табака «Герцеговина Флор». Все прошло замечательно: Сталин ходил по ковру, слушая мой маленький доклад, кивал, задавал точные, взвешенные вопросы. Когда я закончил, то короткой фразой перевел разговор на интересующую меня тему, вроде как вскользь посетовав, что место главы московской партийной организации все еще пустует. И товарищ Сталин меня не подвел! Он спросил, а кого я вижу на посту главы этой организации, если прежние кандидаты будут все отправлены на более ответственные посты.

Выдержав паузу, я отвечал, что самый подходящий человек — секретарь Харьковского горкома Мельников. Человек, который на практике знает, как связывать промышленность и экономию средств, и обладает огромным опытом работы.

— Каганович мне тут Хрущева советовал, — сказал Сталин, остановившись и пыхнув трубкой. — Говорит, энергичный товарищ.

Вот он, момент истины! Я посмотрел Сталину в глаза и сказал так ровно, как только мог:

— Он активный и энергичный, товарищ Сталин. Насколько мне известно, его кандидатура сложилась после самой последней рекомендации Лазарю Моисеевичу, которую дала Надежда Сергеевна. Они вместе учились в Промакадемии, и она очень высокого мнения о товарище Хрущеве.

Я не солгал. Я лишь преподнес факт под нужным углом. Я видел, как на долю секунды глаза Сталина потемнели. Он не выносил, когда его жена лезла в политику, и глубоко презирал ее суждения о людях, заслуженно считая их наивными и поверхностными. Услышав, что кандидат на ключевую должность в стране появился по протекции его жены, тут же воспринял это форменным оскорблением, хоть и постарался скрыть.

— М-да… Промакадэмия, — протянул он, и в его тоне было столько сарказма, что хватило бы на десятилетний тираж «Крокодила». — Хорошо, товарищ Брэжнев. Можете идти. Я провэрю эти сведения, и мы с товарищами подумаэм над вашим предложением кандидатуры товарища Мельникова. Ви говорите, он успешно руководил партийной организацией столицы Советской Украины? Значит, справится и с Москвой!

Я вышел из кабинета, чувствуя, как по спине стекает холодный пот. Сегодня я играл на самом