Кулачник 5. Финал - Валерий Александрович Гуров

Я думал недолго, выхватил у Светки пистолет и не дал закрыться шкафу, отрезая проход. Чуть надавил, открыл проход шире и бросился следом.

Глава 22

Дверь за спиной хлопнула, тяжёлое эхо стремительно пронеслось по коридору, отсекая меня от тех, кто остался внутри. Света с пистолетом, Саша, пытавшийся удержать мать, Марина, совершенно ошарашенная… всё осталось там.

Лампы под потолком противно мигали, вырывая из тьмы куски облупленных стен, потёков и пятен влаги. Этот коридор, потайная дверь — всё это было очень даже в духе Козлова.

Я слышал, как позади в дверь всё ещё ломилась охрана. Удары были глухими, но тяжёлыми. Я понимал, что петли не выдержат долго. Кинжал, вставленный в ручки, сдержит их не более пары минут. А потом либо они сломают лезвие клинка, либо не выдержат сами двери.

Коридор оказался длинный. Впереди хлопнула дверь. Потом ещё одна. Витя уходил и наверняка знал эти ходы, как свои пять пальцев.

Я двинулся быстрее. Ноги скользили по влажному камню, рёбра отзывались тупой болью после боя, но я не сбавлял шаг. Нет, Витя, ты уйдёшь… на этот раз точно нет.

Я вспомнил взгляд Светы и её «теперь ты заплатишь». Вспомнил Марину, у которой рухнуло прежнее понимание этого мира и которая давно похоронила мать. Вспомнил Сашу, все эти годы даже не знавшего, что у него есть сестра.

Виктор всегда умел уходить — в словах, в схемах, в своих деньгах и даже в людях. Сейчас он уходил быстро и без оглядки, и я слышал это в глухом стуке его каблуков.

Раз… пауза… раз… пауза… теперь чаще, теперь нервнее.

Хлопнула дверь — на этот раз совсем близко. Коридор резко ушёл влево.

Поворот.

На стене пожарный щит, рядом старый план эвакуации в пластике, на котором зелёные стрелки почти стерлись. Кому понадобился бы план, если весь дом — его план?

Впереди опять дверь, на этот раз металлическая. Дёрнул на себя — и та поддалась. Я оказался в подземном гараже…

Замедлился, чтобы восстановить дыхание, и огляделся. Здесь стояла целая коллекция автомобилей. Но я не успел толком оглядеться, как где-то впереди зазвенела сетка и тут же глухо бухнуло.

Витька явно спешил. Это было хорошо. Когда спешишь — перестаёшь видеть детали. А я как раз в деталях и жил.

Вдох. Выдох. Вперёд.

Поворот вывел меня в более широкий пролёт, и я увидел две тени, вставшие поперёк коридора, как тупик. Они заняли позицию грамотно: один перегородил проход корпусом, второй стоял левее, у стены, с возможностью достать до кобуры в случае надобности.

Я сделал вид, что торможу, и чуть поднял ладони. На полсекунды — достаточно, чтобы они расслабились, ожидая «сдачу». Потом я резко свёл плечи, словно собирался развернуться, и шагнул влево — мимо тусклой лампы, к стене. Ладонь соскребла с пола ржавую крышку от щитка. Бросок — железка звякнула дальше по коридору, за спинами охранников. Оба рефлекторно повели головами на звук.

Этого хватило.

Я нырнул под правую руку ближнего, левым предплечьем заехал ему под локоть. Он согнулся, и я въехал ему коленом в солнечное сплетение. Воздух из него вышел со свистом, он сложился пополам, как переломленная линейка. Я перехватил его за затылок и ткнул лицом в стену.

Второй уже тянулся к кобуре. Он работал чище — отшагнул, чтобы сохранить дистанцию. Я сблизился рывком и врезал коротким хлёстким ударом ребром ладони ему по кадыку. Он захрипел, глаза расширились, я вбил его плечом в стену.

Первый попытался «ожить», ухватился за моё бедро. Я хлёстко стукнул ему коленом в ухо, и он обмяк так, словно кто-то выключил рубильник.

Я присел, вытащил у одного из них рацию, большим пальцем убрал громкость в ноль. Зажал тангенту и выслушал эфир. Из динамика доносилось потрескивание и чужой голос издалека отдавал отрывистые команды, но без привязки к этому коридору.

Хорошо.

Пистолеты из кобур я всё-таки достал — один отправил под ржавый щиток, другой пнул в открытый лоток с кабелями, где его спрятала чёрная проволочная кишка. Магазины спрятал отдельно…

Двинулся дальше.

Коридор снова оборвался лестницей вниз. Металл ступеней блестел, по ним разносился звонкий стук ботинок. Виктор спускался, спеша, не оглядываясь. Я слышал его дыхание: тяжёлое, с хрипотцой.

Я подбежал к лестнице, но не стал спускаться, как обычный человек. Времени не было. Перила обхватил рукой и, напрягая плечи, перелетел сразу через пролёт. Боль рванула в боку, как напоминание о вчерашнем бою.

Звук каблуков Витьки был всё ближе.

Я почти настигал его и вскоре увидел спину Козлова. Он обернулся. Лицо было белое, словно выжженное изнутри, и злое, перекошенное. Глаза горели бешеным огнём. В них не было страха в чистом виде, скорее — ярость зверя, которого прижали к углу.

— Ты⁈ — сипло выдохнул он.

В его руке блеснул металл — он схватил какую-то арматуру одной рукой. Я успел заметить, что второй рукой он выхватил складной нож. Щелчок лезвия разрезал воздух.

Я замер на секунду, вглядываясь в него.

— Думал, уйдёшь? — процедил я сквозь зубы.

Виктор ответил только шагом навстречу. Он был готов драться.

И я был готов тоже.

Виктор рванул первым. Арматурина описала дугу и с грохотом ударилась о стену в сантиметре от моей головы. Я успел пригнуться, услышав звон металла. Осыпавшиеся хлопья штукатурки упали на волосы.

Я в ответ ударил в корпус локтем под рёбра. Он взвыл, но тут же ткнул ножом. Лезвие свистнуло у самого живота. Я ушёл вбок, плечо задело стену, свезя след пыли.

Мы сцепились.

Он вогнал колено мне в бедро, и по ноге прошла волна боли. Я ответил коротким ударом в челюсть — кулак встретил его зубы, хрустнуло что-то, пальцы тут же заныли. Мы оба зашипели от боли, но никто не отступил.

Виктор зарычал, навалился, арматурина упала с лязгом на пол. Его кулак ударил в мою спину, я едва не согнулся, но сразу ткнул головой вперёд — в переносицу.

Тёплая кровь брызнула мне на щёку, и он отшатнулся.

Я не дал ему отдышаться. Серия грубых ударов: в живот, по плечу, снова в голову. Но каждый отдавался мне самому — рёбра горели, бок тянуло. Я чувствовал, как каждое движение буквально выворачивает меня изнутри.

Но я шёл вперёд.

Виктор всё ещё держался. Он махнул ножом, задел рубашку, разрезав ткань. Острый холод пробежал по коже, но рана была неглубокая.