Фантастика 2025-58 - Евгения Букреева

Учителя, родители друзей, одноклассники — всех Борис читал как открытую книгу. Он и объяснить-то себе это иногда не мог, просто знал и, зная, умел подобрать ключик к каждому. Вот молоденькая учительница по русскому, хорошенькая с девчоночьими кудряшками — ей Боря нравился, и она прощала ему любую шалость. А строгий математик напротив шалости не одобрял, ценил в своих учениках серьёзность, и Боря эту серьёзность охотно изображал. Или историк, Иосиф Давыдович, этот к Борису долго приглядывался, но и он в конечном итоге его принял — принял наравне с Пашкой.

И с противоположным полом у Бориса осечек не было. Интерес девочек к себе он даже не видел — чувствовал, и всегда безошибочно подкатывал к той, которой нравился. Правда, нравился он многим, иногда Боря даже опрометчиво думал, что всем. Но всем — не всем, а неудач на любовном фронте Борис почти не знал: история с Анной была не в счёт. Тут Борис, конечно, наворотил изрядно и не потому, что был влюблён (хотя ему тогда казалось, что влюблён), Пашку обойти хотел — в вечном соперничестве с другом Анна всегда стояла между ними.

Ну и был ещё один эпизод, о котором Борис Литвинов вспоминать не любил…

— Давай, Борис, ещё раз пройдёмся по свадебному меню. Что ты мне здесь навычёркивал?

— Где? Тут? Здесь у меня, Елена Арсеньевна, знак вопроса. Я хотел у вас уточнить. Это нам точно надо?

— Надо, конечно.

Борис с матерью Павла сидели в ресторане на надоблачном уровне. Перед Еленой Арсеньевной лежали несколько листов с длинным списком продуктов и блюд для свадебного стола, и она, вооружившись красным маркером, делала пометки на полях, попутно критикуя самодеятельность Бориса, который опрометчиво кое-что успел из списка вычеркнуть. Елена Арсеньевна дошла до последней страницы, где был перечислен алкоголь (здесь Борис наоборот кое-что добавил, в основном увеличив количество) и слегка призадумалась, машинально накручивая на палец прядку тёмных волос. Борис исподтишка разглядывал её.

Мать у Павла принадлежала к той породе красивых женщин, над которыми время не властно. Всегда тонкая и изящная, как фарфоровая статуэтка, она и в пятьдесят лет умудрилась сохранить девичью стройность и подтянутость — со спины её всё ещё легко можно было принять за юную девушку. В тёмных волосах кое-где тонкими нитями проблескивала седина, но, удивительное дело, она не только не старила Елену Арсеньевну, но добавляла ей элегантности и шарма. Да и морщинок на лице почти не было, а синие глаза, которые, казалось бы, с возрастом, должны были выцвести, напротив, сейчас стали ещё ярче. Разве что улыбки не было на этом красивом лице. Но Борис и не помнил, чтобы мать Павла вообще когда-либо улыбалась. Да и умела ли она это делать?

— Так, с меню мы закончили, — кажется, Елена Арсеньевна в том, что касается алкоголя, с правками Бориса согласилась. — Теперь посмотрим, что насчёт декорирования свадебного зала. Мы с тобой на чём остановились? На большом зале на четыреста двадцатом или который выше, но поменьше?

— На большом, конечно, Елена Арсеньевна. Какой разговор.

— Да. Тем более с учётом количества гостей…

Борис с матерью Павла, похоже, были единственными, кому нужна была эта свадьба — и не просто какая-то свадьба, а самая помпезная, самая шикарная, такая, чтоб о ней ещё долго гуляли слухи по всей Башне. Борис считал, что на меньшее даже размениваться не стоит, и Елена Арсеньевна в этом вопросе его целиком и полностью поддерживала.

Самому же жениху, Пашке Савельеву, похоже, было глубоко наплевать.

Иногда Борису казалось, что его друг всё ещё до конца не верит, что скоро женится, и когда Борис пытался навести его на разговор о свадебных приготовлениях, в серых Пашкиных глазах промелькивало удивление и некоторое замешательство. И, наверно, отчасти его можно было понять.

Эта нелепая Пашкина связь с Лизой, совершенно случайная связь — Борис, как не силился, никак не мог взять в толк, что может быть общего у этих двоих, ну кроме постели, разумеется, — не имела ни малейших шансов на какое-то бы то ни было долгое развитие. Боря считал, что она себя изживёт, потому и не вмешивался, и Анне не говорил, надеясь, что та об этом никогда не узнает или узнает, но позже, когда это уже не будет иметь значения. И вот поди ж ты… Лиза беременна, Пашка женится, похоже, так и не приходя в сознание, а он, Борис, вместе с Еленой Арсеньевной, занимается организацией этой никому не нужной свадьбы. Никому не нужной. Ни Лизе. Ни Павлу. Ни Анне.

— А что, Анна? — Елена Арсеньевна словно услышала его мысли. Приподняла голову, внимательно посмотрела. Борис знал, выбор сына она не одобряет, хотя сама Елена Арсеньевна ни разу ни словом не обмолвилась об этом.

— Нормально Анна, — соврал Борис.

Елена Арсеньевна чуть приподняла уголки губ — не поверила, но развивать эту тему дальше не стала. Из тактичности или ей было всё равно, Борис не знал.

— Ну тогда пока всё оставим, как есть, — Елена Арсеньевна протянула Борису листки, и он принялся убирать их в папку. — И, если Павел у тебя вдруг объявится, скажи ему, чтобы заглянул домой.

— Хорошо, — пообещал Борис.

После смерти Киры Алексеевны, Пашкиной бабки, отношения Павла с матерью не то чтобы наладились, но острая, непримиримая ненависть исчезла, уступив место странному, хрупкому перемирию, которое установилось само собой, хотя ни одна из сторон не выкидывала белый флаг. При этом Павел по-прежнему заглядывал к матери только по самой крайней нужде, а Елена Арсеньевна упорно продолжала называть квартиру, где она жила последние десять лет совершенно одна, их общим с Павлом домом.

— Хорошо, — повторил Борис. Один из листков отказывался лезть в папку, и Борис, чертыхаясь, пытался его туда протолкнуть. Ни на Елену Арсеньевну, ни по сторонам он в этот момент не смотрел, поэтому не сразу заметил, как к их столику кто-то подошёл.

— Добрый день, Елена Арсеньевна!

В мягком мелодичном женском голосе послышалось что-то знакомое, где-то он уже его слышал. Борис вскинул глаза и машинально улыбнулся вежливой заученной улыбкой. Он так улыбался всем женщинам, независимо от того, кто был перед ним — сногсшибательная красавица или сгорбленная старушка, разве что красавицам доставалось чуть больше внимания и привычной мужской заинтересованности.

Эта была красавицей.

Длинные светлые волосы были подхвачены голубой атласной лентой и свободно падали на плечи, плавно струились, переливались, и вряд ли в целом свете нашёлся бы мужчина, способный