Космонавт - Феликс Кресс

тревоги — просто констатация факта. Да и откуда им взяться, если об этом человеке память Сергея упорно ничего не выдавала — полный ноль, глухая стена, в отличие от воспоминаний про мать. Из кухни раздались шаги — тяжёлые, чуть шаркающие — и в дверном проёме появился мужчина.

Он остановился и стал рассматривать меня. Я принялся так же открыто и неспешно разглядывать его. Отец был высоким, плечистым, но в его фигуре чувствовалась какая-то провисающая мощь. Будто когда-то крепкий каркас начал медленно сдавать. Волосы, тёмные с проседью, слишком отросли и небрежно торчали. Лицо покрывала недельная щетина, а под глазами залегли тёмные мешки. Кожа слегка одутловатая, с красноватым оттенком. Следы не самых трезвых дней? Не знаю… Но взгляд… Взгляд был очень даже трезвым, оценивающим.

— Привет, сын, — сказал он хрипловатым голосом и протянул руку.

Я автоматически пожал её. Ладонь у него была жёсткой, с грубыми мозолями, но без крепкого рукопожатия, словно он сам не решался сжать сильнее. Мы стояли так с секунду, потом разъединили руки, и между нами повисла некая дистанция — ни объятий, ни похлопываний по плечу.

— Привет, — ответил я ровно, выжидая.

Мать переступила с ноги на ногу на месте, огладила платье в нервном жесте.

— Ну… Я… пойду накрою на стол. Вы… поговорите. — Она быстро юркнула на кухню, оставив нас лицом к лицу.

Отец тяжело вздохнул, потер подбородок и кивком показал в сторону комнаты:

— Пройдём?

Я кивнул.

Отец шёл впереди, я же молча разглядывал его спину: потрёпанная рубашка, чуть выцветшая на плечах, видавшие виды брюки. Но самое главное — осанка. Несмотря на всё, он не сутулился. Как будто внутри ещё держался стержень, хоть, может, и не такой крепкий, как прежде, и покорёженный от ударов.

В комнате он сел в кресло у окна, а я опустился на край дивана.

— Мать говорила, ты в аэроклубе, — начал он, все еще разглядывая меня. — Как там?

— Нормально, — ответил я коротко, без подробностей. — А ты, значит, вернулся?

Он кивнул, будто ожидал такого ответа. Потом потянулся к карману, но, видимо, вспомнив, что в доме не курят, передумал.

— Я… не планировал так надолго, — говорил он медленно, подбирая слова. — Но вышло, как вышло. Знаю, что злишься…

Я не стал сразу спрашивать, где он был. Не стал наседать, чтобы не выдать себя. Просто ждал. Отец посмотрел в окно, потом снова на меня:

— Ты изменился, сын.

— Время идёт, — пожал я плечами.

— Да уж… — Он усмехнулся, но без веселья. — Идёт.

Тишина.

Мать заглянула в дверь:

— Вася… Серёжа… Идите кушать.

Отец поднялся и пошёл на кухню, я последовал за ним.

Мать всё суетилась:

— Садитесь за стол, я чай налью… Серёжа, ты ел?

— В столовой, — коротко сказал я, присаживаясь на стул.

— Как дела в учебе? — спросила мать, оборачиваясь.

— Нормально, — я пожал плечами. — Сегодня небольшое разбирательство было.

— Какое? — мать замерла с чайником в руках, но я лишь усмехнулся про себя.

— Конфликт с одним курсантом, но я закрыл этот вопрос.

Отец кивнул, будто ожидал чего-то подобного.

— Дрался? — спросил он, прищурившись.

— Вроде того… Но больше защищался, — я прищурился в ответ.

Он усмехнулся одним уголком губ — не то с одобрением, не то с пониманием.

— Знакомо.

Наступило молчание. Мать разливала чай, и её руки слегка дрожали. Я же ловил детали: отец не смотрел на меня в упор, его взгляд скользил мимо, будто он избегал чего-то. Но и не отворачивался совсем. Держал дистанцию, но и не закрывался полностью.

— Ты надолго? — спросил я прямо в лоб. Не люблю ходить вокруг да около.

Мать ахнула, но отец не смутился.

— Не знаю, — честно ответил он. — Пока разберусь с делами.

— Какими?

Он на секунду задержал взгляд на мне, потом опустил глаза в чашку.

— Разными.

Я откинулся на спинку стула и задумчиво посмотрел на этого мужчину, который называет себя моим отцом. Значит, так. Никаких откровений. Никаких объяснений. Просто «разные дела». Отец оказался человеком не из болтливых. Тем интереснее будет разгадать эту загадку.

Тем временем мать нервно заговорила о погоде, о том, что завтра нужно купить сметаны. Я слушал вполуха, наблюдая, как отец пьёт чай — медленно, будто растягивая момент. Я понял, что разговор у нас будет долгим. Но не сегодня.

Я допил свой чай и встал.

— Пойду в комнату. Завтра рано вставать.

Отец кивнул.

— Спокойной ночи, сын.

— Спокойной, — сказал я, не оборачиваясь.

Мать что-то пробормотала мне вслед, но я уже выходил в коридор. За закрытой дверью своей комнаты я сел на кровать и задумался, прислушиваясь к приглушённым голосам, доносившимся с кухни. Мать что-то рассказывала увлечённо, отец отвечал глухо, отрывисто.

«Так кто же ты, отец?» — задал я мысленный вопрос и сам же попытался на него ответить, прикрыв глаза и анализируя детали.

Начал я с внешности. Крепкое телосложение, но с налётом запущенности. Не бич, но и не ухоженный. Руки рабочие — мозоли есть, но не грубые, как у шахтёра или тракториста. Скорее, как у того, кто привык держать инструмент. Возможно, механик? Токарь?

Но осанка… Нет, это не просто рабочий. Слишком прямая спина, даже сейчас. Как у военного.

И поведение у него сдержанное, без лишних слов. Говорит чётко, но мастерски уходит от ответов. Взгляд оценивающий, привыкший подмечать детали.

И самое главное — как он смотрел на меня. Не как отец на сына, как… проверяющий. Я всё никак не мог уловить, что это за ощущение, а теперь понял. Так что же он — раскусил меня? Вряд ли…

Я лёг на кровать и уставился в потолок. Мать говорила, что он простой советский человек. Уехал в командировку или что-то вроде того. Но тогда почему за мной следили? Перед его появлением… И все эти взгляды и оговорки в аэроклубе при упоминании моей фамилии… Что-то здесь не чисто.

И какие у нас возможны варианты?

Первый, самый очевидный, что приходит на ум — военный. Может, лётчик? Но тогда почему такой… потрёпанный? Почему открыто не сказал? Уверен, что и мать до конца не знает об его этих «делах».

Второй вариант — учёный. Из тех, кто работает над чем-то секретным. Но тогда где его лаборатория, его коллеги? Какие-то