Космонавт - Феликс Кресс

Дома наскоро поужинал, проверил гимнастёрку — чистая, выглаженная. Завтра всё должно быть идеально.

Встал рано, затемно. Зарядка, пробежка, чай с бутербродом и быстрые сборы в аэроклуб.

К семи уже был на месте. Кабинет Крутова ещё закрыт, коридоры непривычно пустые. Разложил на столе в приёмной бумаги: справку от участкового, список свидетелей, их показания. Всё чётко, по-военному.

К половине девятого подтянулись Ваня с товарищами. Все в чистых наглаженных рубашках, видно, что старались. Затем подошёл и Александр Игнатьевич, в пиджаке с орденами.

— Главное — говорите как было, — дал я последнее напутствие всем.

Они кивнули. Ваня даже подался вперёд. Как оказалось, это стало для него делом принципа.

Ровно в девять дверь кабинета открылась, и меня позвали:

— Заходи, Громов.

Я сделал уверенный шаг внутрь. Сейчас всё начнётся. И закончится. В мою пользу.

Помимо майора и капитана, у стены стоял неожиданный гость — тот самый Серый. Его присутствие заставило меня внутренне собраться — в прошлый раз, когда мы пересеклись, он задавал слишком много неудобных вопросов. Будто проверял меня.

Куда теперь клонить станет? Какие выводы сделает?

— Садитесь, — кивнул Крутов свидетелям. — Начнём по порядку.

Александр Игнатьевич вытянулся, как на построении:

— Товарищ майор, разрешите доложить! В субботу в 21:30 я находился на вахте. Из окна наблюдал, как трое молодых людей поджидали кого-то у фонаря. Когда подошёл курсант Громов, они начали его провоцировать. Первый удар нанёс один из троицы. Ударил сбоку, в корпус.

Капитан скрупулёзно записывал показания. Когда очередь дошла до Вани, тот добавил:

— Эти трое — местная шапана. Их нанял рыжий в кожаной куртке. Мой напарник Мишка видел, как он им деньги передавал.

— Можешь описать этого человека? — спросил капитан.

— Рыжеватый, волосы зачёсаны назад, — чётко ответил Ваня. — Говорит громко, матерится. Ведёт себя — ну, как этакий хозяин жизни. И самое главное — на правой руке у него шрам в виде звезды.

В этот момент Серый, до этого молчавший, наклонился к Крутову и что-то тихо прошептал. Я видел, как майор сначала нахмурился, затем его глаза расширились от удивления. Он резко поднял голову:

— Позвать Семёнова. Немедленно.

Дежурный выскочил из кабинета. В тишине было слышно, как за окном гудит трактор. Через десять минут в дверь робко постучали.

— Войдите!

Семёнов вошёл, бледный, но видно — держится, хорохорится. Увидев свидетелей, он едва заметно дрогнул. Бравады в повадках поубавилось.

— Товарищ майор, вызывали? — голос у него сегодня звучал неестественно громко.

Крутов встал, медленно обходя стол:

— Семёнов. Кто это такой — рыжий, со шрамом в виде звезды на правой руке? Твой друг?

Виктор побледнел ещё больше:

— Я… я не знаю, о ком вы…

Серый негромко произнёс:

— Странно. Ведь это же ваш товарищ детства — Николай Лозовой. Тот самый, которого не приняли в аэроклуб из-за одного инцидента на экзамене по физподготовке, — сказав это, Серый многозначительно посмотрел на Семёнова.

Тот затрясся. Его глаза начали метаться от Крутова к Серому и обратно.

— Он… он сам всё придумал! — вдруг вырвалось у него. — Я только сказал, что Громов меня раздражает… А Витька уже организовал всё! Я не знал, что они с ножами будут!

В кабинете повисла тяжёлая тишина. Крутов медленно вернулся за стол. Я же еле сдержался, чтобы не присвистнуть. И ножи ещё!

— Дело серьёзное. Ты опозорил аэроклуб, Семёнов. Подкуп уголовников для расправы с товарищем — это уже не детские шалости. Но и здесь ты оплошал… Даже признать содеянное ты не можешь. Всё отпираешься, сваливаешь всю вину на товарища своего, — проговорил Павел Алексеевич и бросил взгляд на Серого, а затем проговорил, будто вынес приговор: — С сегодняшнего дня ты отчислен. Собери вещи и покинь территорию немедленно. Приказ будет сегодня же.

Когда Семёнова вывели, Крутов тяжело опустился в кресло:

— Громов… я думаю, товарищ участковый соберет материал соответствующий по тем нападавшим. Ты сам-то заявление будешь писать?

— Да пусть живут, я их и так наказал.

Он кивнул.

— Ну и славно, нам лишние скандалы не нужны. Свидетели могут идти, спасибо, товарищи.

На прощание Серый едва заметно кивнул мне — в этом жесте читалось что-то вроде одобрения. Выйдя из кабинета, я увидел, как Ваня и его товарищи оживлённо обсуждают произошедшее.

— Ну что, Серёг, получилось? — хлопнул меня по плечу Ваня.

— Получилось, — я расслабил плечи. — Благодарю!

— Да ладно… — гоготнул здоровяк. — Ты ж на меня в своё время не махнул рукой. Всё по-честному. По-честному, по справедливости.

* * *

После разбирательств день пошёл своим чередом. Вторая группа собралась выбирать нового старосту вместо Семёнова. В коридорах болтали, что, возможно, выберут Карасёва. Того самого тихоню, который всегда аккуратно конспектирует лекции. Я отсидел занятия, будто ничего не произошло: аэродинамика, теория навигации, строевая подготовка. Всё как обычно. Только теперь в коридорах на меня посматривали с новым выражением — не то с опаской, не то с уважением.

После учёбы зашёл в столовую, взял компот и котлету с гречкой. Поел не торопясь, наблюдая, как за окном садится осеннее солнце, окрашивая аэродром в медные тона. Потом собрал вещи и отправился домой.

Дорога заняла час с лишним. Я вышел раньше своей остановки и пошёл пешком, чтобы проветрить голову.

Поднимаясь на этаж, я впервые с момента моего попадания в это тело ни о чем не думал. Казалось, действительно получилось весь остальной день сделать самым обычным. В голове была приятная пустота — отдых от мыслей и раздумий. Я достал ключ, щёлкнул замком…

И замер на пороге.

Мать стояла в прихожей, необычно нарядная: в черном платье с белым воротничком, волосы уложены аккуратными волнами. Но лицо — немного бледное, глаза красные, будто она только что плакала.

Я остановил на ней внимательный взгляд, и она заговорила.

— Серёжа… — голос её дрогнул. Она сделала шаг вперёд, сжала мои руки в своих. Ладони у неё были холодные. — Папа вернулся.

Глава 20

Я остановился, чувствуя трепет пальцев матери на своих руках. Ну вот и он. Тот самый отец, о котором я в последнее время так часто слышал. Наконец-то можно будет разобраться, кто он такой и куда пропал.

Мать явно волновалась, а у меня не было ни восторга, ни