КОМ-8 (Казачий Особый Механизированный, часть 8) - Ольга Войлошникова

— Хренашечки, нормально! — заорал огненный человек. — У меня сердце чуть из горла не выскочило! Разве можно живого человека лисой пугать!

— Да сядь ты. Ты меня напугал, я тебя. Всё — квиты! — я направил волну концентрированного холода, чтобы остудить камень, пока он нам перекрытие галереи не проплавил. Не хватало нам местного стихийного бедствия.

— А остальные где? — Дашков оглядывался, подозрительно прищурившись.

— Тут мы, дядя огненный князь! — проявились младшие лисички, чинно кланяясь и занимая стратегические места около мешка со сладостями.

— Охренеть — не встать! — Дашкова передёрнуло. — Простите мою реакцию, уважаемая. — Поклонился он в воздухе Айко. — Я в последнее время на нервах. Вот и… Кстати, поздравляю вас с повышением ранга, — он окинул её внимательным взглядом, — и с получением особого благословления.

На мой недоумённый взгляд Дашков пояснил:

— Я полбиблиотеки Святогора перечитал. После того боя, где нас с тобой чуть не прибили. Да ещё после знакомства с вашей, — он вновь поклонился Айко, — матушкой, я решил узнать как можно больше о таком грозном противнике. И до сегодняшнего дня думал, что знаю достаточно. Спасибо, что так изящно спустили меня на землю. Я не ёрничаю, Коршун. Спасибо.

Окончательно погаснув, он шагнул из воздуха на раскаленный камень, мгновенно втянув в себя остатки жара, и вновь уселся на парапет:

— Иван, наслышан о случившемся казусе. Хочу признать — выглядит весьма зловеще и даже устрашает. Тебя бы сейчас с этими глазами на английских послов натравливать.

Иван хмыкнул:

— Это уже поменьше стало. Говорят, пиковая концентрация спадает, но по предварительным расчётам красными фарами светить я буду ещё с полгода-год.

— Серьёзно! — присвистнул Дашков.

— Неужели, Миша, ты проделал весь этот путь исключительно чтобы полюбоваться на наш красноглазый феномен? — усмехнулся Витгенштейн.

— Отнюдь! — Дашков оживился. — Дорогие господа… и дамы, естественно! Я явился к вам напомнить о моём приближающемся торжестве! Вы все приглашены на мою свадьбу!

— И мы⁈ — переглянулись Сэнго с Хотару. — Мы тоже приглашены?

— Безусловно! — припечатал Дашков.

— А какое нынче число? — слегка растерянно спросил Иван. — Я, признаться, по местному климату вовсе расслабился — будто всё лето и лето!

— Двадцать девятое декабря, милостивые государи! — воскликнул Дашков.

— Ох, ё-о-о! — выпучил глаза Иван. — Новый год послезавтра! Рождество на носу, а мы сидим!

— Сегодня, между прочим, ожидается прибытие Четырнадцатого отдельного механизированного полка, — сказал Витгенштейн, — Хаген готовится передавать дежурство.

— Хаген готовится! — проворчал Иван. — Один я тут как сыч сижу!

— Вот и сиди! — поспешил утихомирить его Пётр. — Иль забыл про эманации? Хочешь, чтоб курсанты до Иркутска с безумными приключениями добирались?

Сокол тяжко вздохнул:

— Миша, ты видишь, какой ужас? Я тут практически как Рапунцель в башне.

— Ну почему же, — усмехнулся я, — иногда тебя выпускают в подвал. И меня, кстати, тоже.

— И долго вам ещё? — тревожно уточнил Дашков. — До пятнадцатого вас… э-э-э… освободят?

— Мы будем биться за это, как львы! — заверил его Иван. — Откровенно говоря, я бы хотел зимние праздники встретить в кругу семьи, а не вот так вот. К тому же курсанты мои уедут, друзей тоже ничего особо держать не будет. Что ж мы с Илюхой — вдвоём тут куковать останемся? Несогласный я! Не отпустят — всё одно сбегу! Рассказывай, Миша, куды бечь?

Дашков слегка нахмурился, услыхав столь нарочитое просторечие, но бодро объявил:

— Господа, я лично прилетел сообщить, что праздновать свадьбу мы с Есенией решили в Иркутске.

— В Иркутске? — поразился я. — Помилуйте, князь, я искренно люблю свой город. Но это же провинция! Что скажут ваши родители да и вообще свет?

Михаил бесшабашно отмахнулся:

— Вот именно, я — князь. И уж в таких вопросах способен настоять на своём! Тем более, в Иркутске сейчас и Дарья Багратион-Уральская, и Серго, и ваши жены. А они с училища дружны с Есей. Да и вообще — хочу. И Есения хочет. Вот такая блажь вступила! Кто огненный князь? Я — огненный князь! А огонь — такая непостоянная стихия! Плевать я на пересуды света хотел, не захотят прибыть — значит, будет у нас милое уютное торжество. А ещё, господа, я хотел просить вас, чтобы вы помогли организовать мне мальчишник. Хочу, как у вас! С размахом! — Михаил радостно смотрел в наши вытянувшиеся лица: — Если не как у тебя, Сокол, то хотя бы как у Витгенштейна. С безумными приключениями!

Нас троих передёрнуло.

— Нахрен-нахрен-нахрен! — бурно открестился Иван. — Сам себе устраивай. А я больше на такое подписываться не буду!

— Ты в курсе, вообще, Миша? Что нас, лично! Лично государь император!.. — Пётр воздел вверх палец, — предупредить изволили. Чтоб ничего больше подобного! А я его злить не хочу. Я молодой! Мне, может, пожить ещё хочется.

Дашков оглядел нас с недоумением:

— А как же кураж княжеский? Господа?

— Вот он. Кураж, — Сокол вытащил из-под столика ногу. — Полстопы до сих пор нет. Отрастает потихоньку, конечно, но… А этот — вообще контуженный, — ткнул он пальцем в Витгенштейна. — Настолько контуженный, что теории странные тут задвигает!

— Какие теории? — живо спросил Дашков.

— А-а-а! — махнул рукой Витгенштейн. — Забудь. Выступил по-глупому. Знаешь ли, я тут у казачков новый перл услышал — «мозговой пердёж». Вот и эта моя теория — того, яркий пример.

— Да-а. Весело тут у вас.

Дашков оглядел наши вдохновенные, я надеюсь, лица и попробовал зайти с другого бока.

— Но, господа, и тем более ты, — он ткнул в меня пальцем, — Коршун! Вы же не отрицаете, что мальчишник всё равно должен быть? Правильно? Как без мальчишника-то? Это уж свадьба не свадьба получится. Вы ж друзья мне или как?

— Ладно, Миша! Будет тебе мальчишник! — рубанул воздух Сокол и блеснул красными глазами. — Всем мальчишникам мальчишник! Все твои знакомые обрыдаются от зависти!

— Ой, мама! — пробормотали мы с Витгенштейном хором.

Мы ещё потрепались, попили чаю, а там князь Дашков заторопился по делам.

Глядя, как огненная точка удаляется, сливаясь с горизонтом, я спросил:

— Иван, друг мой ситный. Ты вот скажи как на духу, ты зачем Мишке самый запоминающийся