Воронцов. Перезагрузка. Книга 9 - Ник Тарасов

— Честно? — Дубинин посмотрел на него с презрением. — Вы продавали смертельно опасный хлам под видом качественного товара! Это не честность, это преступление!

Он посмотрел на секретаря:

— Пиши!

Тот достал из папки лист бумаги и поднял голову, готовый записывать.

— Постановление градоначальника города Тулы. С сегодняшнего дня запрещается производство и продажа детских колясок без официального разрешения городской управы. Нарушители подлежат штрафу в размере пятидесяти рублей и конфискации товара.

Градоначальник поставил подпись, секретарь шлепнул печатью:

— Иван Петрович! — продолжил он. — Размножьте это постановление. Развесьте по всему городу. Чтобы каждый кустарь знал!

Секретарь взял бумагу, кивнул.

Дубинин повернулся к Курочкину:

— А вам — штраф пятьдесят рублей. Плюс компенсация пострадавшей — пять рублей. Итого пятьдесят пять. Будете платить?

Курочкин побелел:

— У меня таких денег нет, ваше благородие…

— Тогда работать будете, — холодно сказал Дубинин. — На городских работах. Пока не отработаете. А мастерскую закрываю.

Он развернулся и вышел. Я последовал за ним.

На улице Дубинин остановился, тяжело дыша. Лицо его было красным, руки сжаты в кулаки:

— Сколько ещё таких, Егор Андреевич? Сколько этих… пиратов?

— Городовой говорил — несколько, — напомнил я.

— Тогда едем дальше, — решительно сказал он. — Гончарная улица, окраина. Проверим всех. Сегодня же.

Мы объехали ещё три мастерских. В одной делали коляски из гнутых досок, скреплённых верёвками. В другой — делали каркас из ржавого железа. В третьей вообще использовали толстую лозу.

Везде — одна и та же картина. Кустари копировали внешний вид, не понимая принципов. Экономили на материалах, упрощали конструкцию. Результат — опасный хлам, который продавался под видом «коляски Воронцова».

Ко всем Дубинин применил те же меры — конфискация, штрафы, закрытие мастерских.

К вечеру мы вернулись в управу. Градоначальник был измотан, но доволен:

— Всё. Пресекли. Теперь никто не посмеет делать подделки.

Я сел в кресло. День выдался тяжёлым.

— Глеб Иванович, — сказал я, — постановление это хорошо. Но нужно идти дальше.

Он посмотрел на меня:

— В каком смысле?

— Нужно создать официальный бренд, — объяснил я. — Клеймо качества. Чтобы люди знали — если на коляске стоит печать «Управа Тульская», значит, она безопасна. Проверена. Сделана по правильным чертежам.

Дубинин задумался:

— Бренд… Клеймо качества… Разумно. А как это сделать?

Я достал бумагу, начал набрасывать схему:

— Первое — строгий контроль производства. Только мастера, прошедшие обучение, могут делать коляски. Второе — проверка каждого изделия перед продажей. Инспектор от управы осматривает, испытывает. Если всё в порядке — ставит клеймо. Третье — ответственность. Если коляска с клеймом сломалась — управа компенсирует ущерб и наказывает мастера.

Дубинин слушал внимательно:

— То есть, мы гарантируем качество своей репутацией?

— Именно, — подтвердил я. — Люди будут знать — если куплено у управы, значит, безопасно. А если без клейма — на свой страх и риск.

— А если кто-то подделает клеймо? — спросил он.

— Сделаем его сложным, — ответил я. — Не просто печать, а комбинация. Например, герб города плюс номер изделия плюс дата выпуска. Подделать сложно, проверить легко.

Дубинин кивнул:

— Хорошо. Завтра же организую. Иван Петрович разработает дизайн клейма, наймём инспекторов, составим инструкции для мастеров.

Он посмотрел на меня с благодарностью:

— Егор Андреевич, спасибо. Если бы не вы, этот хаос продолжался бы. Дети страдали бы.

Я пожал плечами:

— Я просто вовремя заметил. А вы действовали.

Мы пожали друг другу руки.

Вечером я вернулся домой усталый, но удовлетворённый. Машка встретила меня с Сашкой на руках:

— Выглядишь измотанным. Что случилось?

Я рассказал ей о том, как прошел день — о коляске-подделке, о рейде с градоначальником, о новых правилах.

Она слушала, обнимая Сашку:

— Господи… Значит, могли пострадать дети?

— Могли, — кивнул я. — Но мы успели. Теперь будет контроль.

Сашка зевнул, потянулся. Я взял его на руки, качал, глядя в его сонное личико.

— Знаешь, Машенька, — сказал я тихо, — сегодня я понял одну вещь. Недостаточно просто изобрести. Нужно ещё защитить. Защитить людей от тех, кто хочет нажиться на чужих идеях, не думая о последствиях.

Она кивнула:

— Ты прав. И ты это сделал.

Я посмотрел на сына. Он спал, посапывая носиком. Беззащитный, доверчивый.

— Для него, — прошептал я. — Для него и для всех детей. Чтобы они росли в безопасности.

Глава 20

Заводской гул — это музыка, к которой привыкаешь быстро, но в которой фальшивые ноты слышны сразу. Я стоял посреди токарного цеха и слушал. Стучали приводные ремни, шипел сжатый воздух в трубах, визжали резцы, вгрызаясь в металл. Но меня раздражал другой звук — постоянная беготня.

Мальчишки-подмастерья, «заводные», как их тут прозвали, бегали от станка к станку с Т-образными ключами.

— Третий ряд, пятая лампа! Тухнет! — орал мастер цеха.

Паренёк срывался с места, тащил стремянку, лез наверх, крутил ворот, заводя пружину нашей «Лампы тип Б». Это занимало время. Это отвлекало. И, честно говоря, это выглядело глупо.

Мы построили передовой цех с пневматическим приводом от водяной турбины и парового двигателя. У нас станки крутятся силой сжатого воздуха. А освещение мы обеспечиваем пружинами, которые нужно крутить вручную, как часы на Спасской башне.

Я подошёл к крайнему токарному станку, где Фёдор обтачивал заготовку для казенника. Воздух с шипением поступал в цилиндр пневмодвигателя, поршень толкал шатун, маховик крутился, передавая вращение на шпиндель. Мощь. Неутомимая, ровная мощь.

Я поднял голову. Над станком висела лампа. Пружина в ней раскручивалась, молоточки били по кристаллам, давая свет.

«Зачем нам пружина, если у нас есть воздух?» — мысль была настолько простой, что я едва не хлопнул себя по лбу.

В этот момент в цех зашел Григорий.

— Григорий! У меня идея! Гениальная