Фантастика 2025-167 - Алекс Войтенко

через год. Но всё равно ты рано или поздно защитилась бы. А если не защитилась бы, то осталась просто кем-то там работать. Ну, не думаю, что он бы выгнал тебя на улицу. А теперь? А теперь мало того, что ты, считай, потеряла и место работы, и в общаге тебя не оставят, так ещё и репутация в научных кругах у тебя теперь такая, что с тобой вообще никто связываться не захочет. И мне интересно – чем ты думала, когда шла на эту подлость?

Я специально говорил, не подбирая слова, больно, наотмашь бил этими злыми, но правдивыми словами. И Ломакина взорвалась, не выдержала:

– Что?! Думаешь, если ты глазки Менделееву построила, то уже всё хорошо?! – завизжала она, игнорируя меня и обращаясь только к Маше. – Да ты ему не нужна! Он же только про эту свою грёбанную науку думает! Поиграется с тобой и выплюнет!

Маша вспыхнула и не нашлась что сказать. Только стояла и открывала рот, словно выброшенная на берег рыба.

– А тебе какое дело? – зло спросил я, – будет там у них что-то или не будет, твоё дело какое? А, Ломакина? Зависть? Или просто не можешь рядом находиться, когда кому-то хорошо?

Ломакина не ответила.

– Молчишь? И правильно, что молчишь. А что тут говорить? Ты себе растоптала всю карьеру. Хочешь, Ломакина дам совет? Не жди, когда Модест Фёдорович вернётся из Минска. Быстро собирай монатки и сваливай отсюда побыстрее. Куда-то подальше… ну, я не знаю…. целину там поднимать. Пока тебе ещё окончательно характеристику не испортили.

Ломакина ошарашенно смотрела на меня.

– Я говорю абсолютно серьёзно, – сказал я, – ты сейчас можешь поехать в какой-то забитый колхоз и начать жизнь заново. И может быть это у тебя ещё и получится. Там замуж выйдешь, фамилию поменяешь. Страна большая. А в Москве тебе теперь ловить нечего.

Я повернулся к Маше, она тоже стояла, словно загипнотизированная:

– Маши, вы собрались?

Она кивнула и мы вышли из комнаты, не прощаясь. Вслед нам донеслись горестные рыдания.

– А почему вы тут живёте? – спросила Маша, рассматривая пресловутую инсталляцию из семи предметов на стене, пока я искал по карманам ключ от комнаты.

– Потому что я не профессор, – ответил я.

– Нет, я не это имела в виду, – покраснела Маша, – у Модеста Фёдоровича ведь есть жильё. А вы живёте отдельно и не в самых лучших условиях.

– Воспитываю тело и дух, – ответил я пафосно, и Маша засмеялась.

Моментально открылась соседняя дверь и оттуда выглянула любопытная Белла.

– Муля! – воскликнула она, – а я тебя жду, жду! Хотела новости рассказать. А ты с девушкой…

– Это не девушка, – сказал я, – это моя мачеха.

Глаза у Машеньки стали как у той собаки из сказки про «Огниво». Там, помнится, у одной собаки глаза были как блюдца, у второй как колёса от мельниц, а у третьей, совсем побольше. Так вот у Машеньки были такие, что побольше.

Глаза у Беллы, кстати, стали примерно такими же. Она хотела то ли что-то прокомментировать, то ли спросить, но я как раз нашел чёртов ключ, отпер дверь и торопливо втянул туда Машеньку.

– Фух! – сказал я, – у меня соседки видят всё. И мышь не проскочит. Так что имейте в виду, Машенька, я буду знать про вас всё. Соседки расскажут. А если не будет о чём рассказывать, то сами сочинят.

Машенька хихикнула.

– Ну, вот так я живу, – я обвёл рукой комнату. – Так что располагайтесь. Сюда никто не придёт, вас не тронут. Хотя может кто-то из соседей заглянуть. Соли попросить. Или просто из любопытства. У нас тут считай коммуна. Так что не пугайтесь, действуйте по обстановке. Я сейчас вещи свои тоже возьму…

– Мыльно-рыльные… – прыснула от смеха Машенька.

– Да, кстати, спасибо, что напомнили, их я тоже возьму.

И я не мешкая полез в ящик шкафа за бритвенными принадлежностями.

– Там вон стоит примус, – я показал, где именно, – смело пользуйтесь. Так-то посуды у меня не особо. Казана для плова нету. Но кастрюлька для кофе вон там стоит.

Я ещё показал где и что. Достал стопку чистого постельного белья:

– Бельё себе сами уж поменяете, ладно?

– Конечно, конечно, Муля, не беспокойтесь, – торопливо кивнула девушка.

– Так, вроде ничего не забыл? – я окинул взглядом комнату. – Постельное выдал, примус показал где, посуду показал. Продукты тоже показал. А что ещё?

– Да не хлопочите, Муля, я разберусь, – успокоила меня Маша, – тем более мне особо ничего не надо. Переночевать и всё.

– Ну, тогда я спокоен, – кивнул я.

– Муля, – нерешительно и смущённо сказала вдруг девушка, – а можно вас спросить?

– Конечно, Маша, – кивнул я.

– Только это такой вопрос… – она замялась.

– Смелее, – подбодрил её я, – всё, что знаю, скажу. И что не знаю… тоже скажу…

Но моя шутка не вызвала даже улыбку.

– Как вы думаете, Муля, как Модест Фёдорович отреагирует на всё это? – она подняла на меня огромные перепуганные глаза, и я понял, что до этого она изо всех сил храбрилась и изображала из себя неустрашимую Машу. А на самом деле она перепуганная.

– Нормально он отреагирует, – попытался успокоить её я, – взрослый человек, всё понимает. Тем более это из-за его вражды с Поповым. Если бы не он, то никому и дела не было бы, кто там кому глазки стоит...

– Он меня теперь отчислит из аспирантуры-ы-ы-ы… и будет думать, что я ради диссертации-и-и-и… – она вдруг разрыдалась.

– Тише, Машенька, успокойтесь, – попытался успокоить её я, – ничего ужасного не будет. Всё разрулим.

– Ыыыыы… – рыдала Машенька.

Я обнял её за плечи, и она ещё сильнее зарыдала у меня на груди.

– Тише. Тише. Всё хорошо, – успокаивающе бормотал я, гладя её по голове.

И в этот момент дверь в комнату резко открылась со словами:

– Муля, я только что узнал…

Я обернулся – на меня огромными глазами смотрел… Модест Фёдорович.

Глава 6

Сцена, которая за этим последовала, дала бы фору пресловутой финальной сцене из «Ревизора»: «…вот тебе, бабушка, и