Охота на "Черный аист" - Артём Март

ни документов, ничего, — проговорил Ефим Маслов, опустившись на колено рядом с одним из трупов неизвестного душманья, которых мы положили вместе с семерыми «Аистами».

— А ты як думал? Шо духи с собой паспорт всегда носют? — Задумчиво проговорил Глушко.

Я глянул в лицо мертвому душману. Одетый в длинную белого цвета рубаху и шаровары, он нацепил на грудь разгрузку. Голову и лицо закрыл куфией так, что можно было осмотреть лишь остекленевшие после смерти глаза. У рта, белый, в черную клетку платок, пропитался кровью.

Буля, сидевший рядом со мной, потянулся к животу погибшего. Пса приманил запах высохшей крови, которой была пропитана рубаха вокруг раны чуть повыше пупка.

За моей спиной кипела деятельность: Нарыв с Альфой обнюхивали казненных душманов. Звада с Малининым пытались поговорить со спасенными пленными парнями. Андрей Маслов вместе с Наливкиным и особистом, который все никак не мог успокоиться, разговаривали с подстреленным мною, раненным душманом.

Последний строил невинное лицо и ничего не понимающий взгляд. Маслов задавал ему какие-то вопросы на Пушту. Тот охотно отвечал, кивал. Указывал на свою, перевязанную Звадой ногу и что-то просил.

— Душман есть душман. Чего тут еще выдумывать? — Выдохнул Глушко.

— Товарищ лейтенант, — проговорил я, — а вас ниче не смущает в его экипировке?

Глушко бросил на меня недоуменный взгляд. Потом сердито задумался, тронул подбородок.

— Сержант, ты давай не таи. Шо ты такого в энтом выродке рассмотрел?

— Обувь, — пожал я плечами.

Лейтенанты Маслов и Глушко переглянулись. Потом оба, как по команде, уставились на ботинки мертвого духа.

А ботинки и правда были странными. Как минимум тем, что оказались новыми и добротными. Абсолютное большинство душманья таких не носило.

Не носило в первую очередь потому, что им просто неоткуда было взять такую качественную обувь. Ну а если бы «товар» и нашелся, то у рядового моджахед просто не было бы денег их купить. Да и завладеть подобной парой, как трофеем, не выйдет. Потому что таких трофеев в Афгане, как правило, не водилось.

А вот наша тушка стала исключением. И не только она. Остальные погибшие «душманы» тоже носили такие ботинки.

Тогда Глушко достал штык-нож.

— Подержи-ка, будь добр, — попросил он Маслова.

Ефим встал, приподнял ногу трупу, и Глушко срезал толстые шнурки с высокого голенища, стянул ботинок.

— И правда, — он покрутил запылившийся ботинок в руках, — я таких не видал. Импортный какой, что ли?

— Дай посмотреть, — Маслов тоже заинтересовался. Стал вертеть в руках добротно сделанную обувь. — Ну да. Не припомню, что б духи в таких ходили. Тут еще че-то написано…

Маслов перевернул ботинки. Осмотрел подошву. Добавил:

— На английском. Ал-та-ма… Алтама.

— Американская армейская обувь, — сказал я, — ботинки для джунглей и стран с жарким климатом. В такую армия США обувается.

— США? — Мрачно спросил Маслов, — А ты откуда знаешь, Селихов?

Знал. Знал, потому что в прошлой моей жизни, как в отставку пошел, появилось у меня в свободное время хобби. Интересовался я армейской формой и экипировкой разных стран, что использовали военные в разные времена. Например, пресловутая Альтама, как раз обувала всю американскую армию для войны во Вьетнаме. Но и после ее окончания, компания продолжила свои славные традиции.

Видимо, боец, лежавший мертвый у наших ног, был большим поклонником алтамовских ботинок модели «Джангл Бутс», каковую как раз сейчас и крутил в руках Маслов.

— Читал, — я пожал плечами, — во Вьетнаме она же, эта Алтама американцам обувь шила.

— Я тоже не видал, шо б духи в такое обувались, — задумался Глушко.

— Потому что они не обуваются, товарищ лейтенант, — сказал я, — а значит, сдается мне, те, кого мы перестреляли сейчас, вовсе и не духи.

Глушко настороженно посмотрел сначала на меня, потом на Ефима Маслова. Затем он опустился к трупу, убрал с его лица краюшек куфии. Под ней оказалось довольно молодое лицо. Парню, на вскидку, было не больше двадцати двух лет. Борода его оказалась не слишком длинной и на редкость ухоженной. Казалось, этот «душман» любил ходить к парикмахеру.

— Товарищ капитан! — Позвал вдруг Маслов, — товарищ капитан! Вам надо на это посмотреть!

Ефим торопливо пошел к Наливкину и понес ему ботинок.

— А ты глазастый хлопчик, — улыбнулся мне Глушко, — вон как зараз высмотрел, какая у энтого обувка. Я б ни в жизнь не догадался.

— Селихов! — Позвал вдруг Наливкин, когда Маслов передал ему ботинок, — ко мне!

Я пошел к капитану.

Он, вместе с каскадовцами и Шариповым, стоял над раненным «духом».

Последний, прижавшись спиной к большому камню, растущему из подножья скалы, водил непонимающим взглядом от бойца к бойцу. Строил напуганный вид.

Наливкин осмотрел ботинок и глянул на обувь перепуганного душмана. Она была такой же.

— Значит, говоришь, он клянется, что служит какому-то Камран-Хану, а тут оказался, потому что его и его подчиненных задержали люди в черном?

— Так точно, товарищ капитан, — буркнул Андрей Маслов. Все точно так и сказал.

— Брешет, сукин сын, — недоверчиво скривил губы Ефим.

— Определенно брешет, — кивнул Капитан.

Душман вдруг заговорил на Пушту. Я понимал некоторые его слова и слышал, что он просил не убивать его.

— Говорит, что он нам благодарен за то, — стал переводить Андрей Маслов, — что мы спасли его от моджахеддин в черном.

— Что еще он говорил? — Спросил Наливкин.

— Что не знает, почему на него напали моджахеды в черном. Что главарь его банды приказали ему переправить пленных, чтобы в дальнейшем продать в рабство какому-то влиятельному хану на Памире.

— Ой заливает, — покачал головой Наливкин, — выдает себя не за того, кем является.

— Товарищ капитан, — позвал Наливкина Шарипов, — у нас нет времени. Боевая задача под угрозой. Мало того что теперь трое солдатиков у нас на шее, так еще и этот. Нужно скорее решать, что с ними делать.

— Кажется, вы не очень довольны тем, что мы спасли наших ребят от смерти, — Зыркнул на него Наливкин.

— Я рад, что спасли. Но я беспокоюсь об успешности операции. А пока что ее успех под большим вопросом. Каждая минута промедления может стоить нам жизни. Я уверен, что «Аисты» вернутся сюда с подкреплением. И если даже не застанут нас тут, то будут преследовать.

Наливкин молчал, сверля Шрипова взглядом.