Император Пограничья 15 - Евгений И. Астахов

Во-первых, они дали новобранцам противника в лице себя — жёсткие, требовательные, безжалостные к слабости офицеры стали той силой, против которой объединились все мальчишки. Ничто так не сплачивает, как общий враг. Во-вторых, когда дети немного отъелись и окрепли после первых двух недель, нагрузки резко увеличили — тренировки стали длиннее, нормативы жёстче, требования выше.

Энергии на конфликты, выяснение отношений и тюремные игры в «кто тут главный» просто не оставалось. Те, у кого всё-таки находились силы на драки и разборки, получали в наказание дополнительные тренировки — и очень быстро переставали чувствовать себя героями.

Так постепенно налаживалась взаимопомощь. Кто-то был силён в беге, но слаб в подтягиваниях — его страховали на турнике, не давая сорваться. Кто-то плохо понимал грамоту — ему объясняли после занятий. Система круговой поруки работала жёстко: если один проваливал задание, страдали все. Это заставляло тянуть друг друга, помогать слабым, прикрывать оплошности товарищей.

Однажды во время утренней проверки казармы инструктор Цаплин обнаружил испачканные сапоги у одного из кадетов — парнишки по имени Степан, который накануне упал в грязь по дороге с плаца. Касьян Петрович поднял обувку, демонстрируя засохшую грязь:

— Чьи?

Степан побледнел, потому что знал, какое наказание ему грозило — три дополнительных круга. Мальчишка сглотнул — он еле-еле укладывался в норматив на обычных трёх кругах. Дополнительные три его просто убьют.

В этот момент Гришка шагнул вперёд:

— Это мои сапоги, господин инструктор. Не успел почистить.

Цаплин медленно перевёл взгляд на старшака. Секунду изучал его лицо, затем посмотрел на побелевшего Степана. Инструктор явно понимал, что происходит, но промолчал:

— Твои?

— Так точно, господин инструктор.

— Значит, ты получаешь три дополнительных круга.

— Слушаюсь, господин инструктор.

После ухода Цаплина Степан виновато посмотрел на Гришку:

— Спасибо… я сам бы…

— Заткнись, хлюпик, — оборвал старшак, но в его голосе не было злости. — Ты бы уже на втором кони двинул, а мне не впервой, — он усмехнулся. — К тому же, ты мне вчера с задачкой помог. Значит, квиты.

— Квиты, — эхом откликнулся Степан, и в его глазах блеснула благодарность.

Артём наблюдал за этим и понимал: корпус меняет их. Медленно, незаметно превращает стаю уличных волчат в нечто большее — в команду, в братство.

Учёба давалась Тёме легко. Слишком легко. На уроках грамоты он читал тексты быстрее остальных, на арифметике решал задачи в уме, пока другие мучились с грифельными досками. Отец Лаврентий, бывший семинарист с добрыми глазами и вечно испачканной чернилами одеждой, быстро заметил способности мальчика.

На уроке истории, когда речь зашла о войнах Содружества с Ордой, учитель перечислил несколько дат: битва при Воже в 1378 году, Куликовская битва в 1380-м, стояние на Угре в 1480-м. Через неделю, когда тема сменилась на устройство княжеств, отец Лаврентий неожиданно спросил:

— Проверим, как хорошо вы меня слушаете. Кто помнит, в каком году произошло стояние на Угре?

Артём поднял руку и, не задумываясь, ответил:

— В 1480 году, отец Лаврентий. А битва при Воже была в 1378-м, Куликовская — в 1380-м.

Учитель удивлённо поднял брови:

— Верно. А кто командовал русскими войсками в Куликовской битве?

— Князь Дмитрий Донской. Вы говорили, что он получил это прозвище именно после той победы.

— И это верно, — отец Лаврентий медленно обошёл класс, не сводя взгляда с Артёма. — А сколько воинов, по преданию, участвовало в битве с обеих сторон?

— Вы сказали, что точных данных нет, но историки называют цифры от ста до трёхсот тысяч с каждой стороны, хотя современные учёные считают эти цифры многократно завышенными.

Тишина. Остальные кадеты с изумлением смотрели на Тёмку. Гришка хмыкнул с одобрением. А отец Лаврентий подошёл ближе, всматриваясь в лицо мальчика с каким-то особым вниманием:

— Ты помнишь всё, что я говорю на уроках? Дословно?

— Почти, — честно ответил Артём. — Особенно даты, имена, события… да, помню.

Учитель качнул головой и негромко, почти себе под нос, пробормотал:

— Талант… Господи, да у мальчика Талант…

Тёмка не понял, что это значит, но в животе ёкнуло от тревоги. Таланты — это было что-то особенное, что-то магическое. А быть особенным среди сирот и беспризорников означало привлекать внимание. Нежелательное внимание.

После урока он помогал Гришке с арифметикой — старшак путался в задачах с умножением, и Артём терпеливо объяснял ему правила. Взамен Гришка тренировал Тёму на турнике, показывая, как правильно распределять нагрузку, чтобы подтягиваться не руками, а спиной.

— Ты слишком напрягаешь бицепсы, — объяснял старшак. — Надо включать спину. Вот здесь, чувствуешь? — и он болезненно ткнул пальцем Артёма пониже лопатки.

Мальчик напрягся, пытаясь понять ощущение, и медленно подтянулся.

— Во-о-от! А то хрипишь, как суслик, того и гляди, сдохнешь.

Такой обмен устраивал обоих. Гришка понемногу начал понимать арифметику, Артём — набирать силу и выносливость.

В пятницу, после обеда, Тёмка вышел из трапезной и направился к казарме, когда краем глаза заметил повозку у хозяйственного двора. Поставщики привозили продукты — мешки с мукой, бочки с солониной, ящики с овощами. Ничего необычного, такие повозки приезжали каждую неделю.

Но один из возчиков обернулся, и сердце Артёма провалилось в ледяную яму.

Кривой нос, плохо сросшийся после драки. Шрам через всю щёку. Маленькие злые глазки. Семён по прозвищу Крот — один из людей старика Сердцееда, тот самый, кто водил детей к «богатым господам». Тот самый, кто однажды сломал руку Мишке, когда тот отказался идти.

Мужчина ещё не заметил Тёмку. Он разговаривал с кладовщиком, проверяя накладные, смеялся над какой-то шуткой. Обычный поставщик продуктов. Никто не мог подумать, что этот человек причастен к чему-то столь грязному.

Артём замер, прижавшись к стене казармы. Дыхание сбилось. Руки задрожали. В голове металась единственная мысль: «Он меня найдёт. Старик Сердцеед знает, где я. Они придут. Ночью. Убьют».

Всё, что он пытался построить здесь — хрупкое спокойствие, медленно налаживающаяся жизнь, товарищество с другими кадетами — всё это рухнуло в одно мгновение. Прошлое настигло его. Оно было здесь, в десяти шагах, разгружало мешки с мукой и могло в любой момент обернуться.

* * *

Рядовой Денисов выскочил из-за угла дома, увидел меня и рванул в мою сторону:

— Ваша Светлость! На западном посту…

Его слова оборвали выстрелы и крики. Я сорвался с места, выхватывая меч на бегу. Федот и Гаврила бежали рядом, к месту столкновения уже стягивались ближайшие патрули. Западный пост — там стояли Климов и его люди.

Добежав до края площади, я увидел картину боя. Три Стриги-человека рвали оборону постовых. Широкоплечий мужчина средних