Император Пограничья 15 - Евгений И. Астахов

— Твою мать, — процедил он сквозь зубы. — Я думал, это байки…

Повисла тишина. Где-то за стеной казармы послышались шаги — ночной патруль инструктора. Мерный стук костыля по половицам. Цаплин. Он прошёл мимо, проверяя порядок, и удалился.

— И что теперь? — спросил Гришка осторожно.

— Не знаю, — честно ответил мальчик. — Если я скажу… меня найдут и убьют. Они всегда находят. Сеть по всему городу. У них везде свои люди.

Старшак долго молчал, глядя в пол. Потом медленно выпрямился, посмотрел на Генадьева сверху вниз. Его рябое лицо было непривычно серьёзным — без обычных подначек и ухмылок.

— Слушай сюда, — произнёс он негромко, но веско. — Мы больше не на улице. Здесь другие правила. Сам же видел, кто этого не понял — либо плац метёт с утра до ночи, либо вылетел за ворота.

Тёмка не ответил.

— Помнишь, что князь сказал на построении? — продолжил Гришка. — Что лично разберётся с теми, кто нас обижает. Я пиз… — он запнулся, в Кадетском корпусе за матерщину и брань наказывали только в путь, — брехунов за версту чую, Тёмка. Этот — не из таких. Он говорил так, будто… — старшак запнулся, подбирая слова. — Будто это для него не просто слова. Будто он правда это сделает.

— А если не сделает? — голос Артёма дрогнул. — А если они до меня раньше доберутся?

— Тогда мы с тобой. Вся казарма. Помнишь, как Отец Лаврентий на литературе говорил?.. «Один за всех и все за одного».

Мальчик покосился на спящего мальца на соседней койке. Тот свернулся калачиком под одеялом, подтянув колени к груди.

— Если промолчишь, — Гришка наклонился ближе, — эти гниды будут и дальше делать своё дело. Может, с другими ребятами. Может, с кем-то из тех, кто ещё не пришёл в корпус. С девчонками из приютов. Ты хочешь это на себе тащить?

Тёмка закрыл глаза. Перед внутренним взором встали лица. Те, кто возвращался с пустыми глазами и больше ни с кем не разговаривал. Те, кто не возвращался вовсе.

— Ты не стукач, Тёмка, — тихо сказал старшак. — Ты видок. Это разные вещи. Стукач сдаёт своих, а те мрази нам не свои. Ты хочешь наказать тех, кто нас мучает. За это на улице не убивают — за это уважают.

Генадьев открыл глаза. Посмотрел на Гришку — на его рябое лицо, на широкие плечи, на номер «один» на рукаве серой формы. Первый кадет. Первый зарегистрированный. Тот, кто ещё месяц назад пытался установить свои порядки, а теперь берёт на себя чужие наказания.

— Если соберёшься, — добавил Кадетский, — я пойду к директору с тобой. Не один будешь.

Тёмка лежал неподвижно. Страх никуда не делся — он по-прежнему сжимал грудь ледяными пальцами, заставлял сердце колотиться быстрее. Но рядом со страхом появилось что-то ещё. Что-то, чему мальчик не мог подобрать название.

Он вспомнил обещание князя. Вспомнил его голос — твёрдый, спокойный, без тени сомнения. Вспомнил глаза — холодные, как зимнее небо, но не злые. Властные.

«Тот, кто попытается причинить вам вред — любой вред, — ответит передо мной лично».

Артём сел на койке. Одеяло сползло на пол, но он не обратил внимания. Где-то на другом конце казармы кто-то закашлялся.

— Ладно, — выдохнул он. — Пошли.

Гришка кивнул. Без лишних слов, без удивления — словно знал, что так и будет. Оба поднялись, натянули сапоги, стараясь не шуметь. Нужно было найти инструктора и объяснить ситуацию, попросить отвести их к директору

Коридор встретил их холодом и тишиной. Тусклое мерцание светокамня в абажуре отбрасывало длинные тени на стены. Пахло печным дымом и чем-то кислым — наверное, от кухни тянуло.

По дороге к комнате дежурного инструктора Тёмка сунул руку в карман штанов. Пальцы сомкнулись на знакомой гладкой палочке — чижике, который он носил с собой с первого дня на улице. Старая привычка. Не так просто отбросить.

Но он шёл. Гришка шагал рядом, плечом к плечу, и от этого почему-то становилось легче дышать.

* * *

Рассвет пришёл медленно, словно нехотя. Бледное солнце ползло над горизонтом, окрашивая небо в холодные серо-розовые тона. Голоса стихли — растворились в утреннем тумане, будто их и не было. Но измождённые лица солдат, сидящих у догоревших костров, говорили о том, что ночь была вполне реальной.

Я стоял у края защитного купола, который всё ещё мерцал серебристым светом, и смотрел на лес. Туман стелился между стволами, скрывая подлесок. Где-то там, в этой белёсой мгле, скрылись наши люди.

— Разведка вернулась, Ваша Светлость, — доложил Федот, подойдя сбоку. Его обычно невозмутимое лицо выглядело осунувшимся, под глазами залегли тёмные круги.

— И?

— Ничего. Обыскали ближайший лес на километр вглубь. Тел нет. Ни костей, ни одежды, ни жетонов. Бездушные выпили их и забрали с собой.

Я молча кивнул. Этого следовало ожидать. Бездушные не оставляют добычу — они забирают тела, чтобы позже поднять их как новых Трухляков. Уже сегодня наши солдаты могут вернуться к нам — уже в качестве врагов.

Полковник Огнев появился из-за угла полуразрушенной избы. Его обычно прямая спина была чуть ссутулена, льдистые глаза потускнели. Он остановился рядом и долго смотрел на деревню — на обгорелые стены, на провалившиеся крыши, на площадь, где ещё несколько часов назад солдаты пытались убить друг друга.

— Семь человек, — произнёс полковник глухо. — Семь человек потеряли за ночь. Даже не в бою. От иллюзий. За тридцать лет службы… — он покачал головой. — Я видел многое. Засады, бойни, два Гона. Но чтобы армия начала уничтожать сама себя, не видя врага…

Он не договорил. Не было нужды.

Через полчаса я собрал офицеров в единственном уцелевшем доме — бывшей корчме с закопчёнными стенами и провалившимся потолком в дальнем углу. Сквозь дыры в крыше пробивались лучи утреннего солнца, высвечивая клубы пыли в воздухе. Пахло гарью и сыростью.

Вокруг грубого стола собрались Огнев, Панкратов, Черкасский, Жеребцов и командиры рот. Лица у всех были одинаково измотанные, в глазах читалось то, что никто не хотел произносить вслух.

— Докладывайте, — приказал я.

Черкасский заговорил первым. Тимур выглядел бледнее обычного — ночное поддержание ментальных щитов вытянуло из магов изрядную часть резерва.

— Кощей использует комплексную тактику психологической войны. Иллюзии внешности, слуховые галлюцинации, визуальные обманы, ментальный зов. Всё это требует колоссальных затрат энергии, но результат…

— Результат мы видели, — добавил Панкратов, вцепившись пальцами в столешницу так, что та затрещала. — Мои ребята чуть не перестреляли друг друга. Рыжий Семёнов до сих пор не может смотреть в глаза Серёге, которого чуть не задушил.

— Цель понятна, — произнёс Огнев. — Не просто убить. Сломать волю к сопротивлению.