Император Пограничья 15 - Евгений И. Астахов

Жеребцов, командир артиллеристов, мрачно кивнул:

— Если так будет продолжаться каждую ночь, мы развалимся без единого боя. Люди уже сейчас боятся смотреть друг на друга. Боятся засыпать. Боятся темноты.

Повисла тишина. Офицеры переглядывались, но никто не решался произнести очевидное.

— Есть два варианта, — сказал я, обводя взглядом собравшихся. — Либо мы разворачиваемся и уходим. Признаём, что Кощей нас переиграл. Возвращаемся во Владимир, зализываем раны, готовимся с учётом новых вводных.

Никто не ответил. Но я видел, как дёрнулся желвак на скуле Огнева. Видел, как Панкратов стиснул зубы.

— Либо мы продолжаем, — закончил я, — но меняем тактику. И я знаю, какой вариант выберу.

— Какую тактику, Прохор Игнатьевич? — спросил Черкасский. — Против ментальных атак такой силы…

— Всё это мы уже проходили, Тимур, — парировал я. — И тогда мы победили.

— Тогда у нас был Маяк, — возразил.

На лицах собравшихся мелькнуло удивление. Многие из них не понимали, о чём идёт речь.

Черкасский был прав — во время Гона именно Маяк Жизни спас Угрюм от ментальных атак Кощея. Артефакт создавал защитное поле, отсекающее психическое воздействие Бездушных. Но взять его с собой в поход было невозможно.

Маяк Жизни — сложнейшая конструкция, на создание которой ушли долгие недели работы и редчайшие материалы. Хрупкое переплетение Реликтов, требующее идеальной калибровки. Малейшая тряска при транспортировке — и тонкая настройка собьётся, превратив артефакт в бесполезную груду металла и кристаллов. Повторить его не так просто: нужны время, ресурсы и условия стационарной мастерской.

Пока Маяк существовал в единственном экземпляре — для защиты Угрюма, но скоро это изменится… Однако «скоро» не означало «сейчас».

— Маяка у нас нет, — признал я вслух. — Но это не значит, что мы ничего не можем сделать. Первое, больше никаких ночёвок в заброшенных деревнях.

Офицеры переглянулись.

— Кощей использует места массовой гибели, — объяснил я. — Менчаково, где погибли двести человек. Наверняка и другие деревни на пути к Посаду. Мёртвые поселения пропитаны страхом, отчаянием, болью. Это усиливает его воздействие.

Огнев медленно кивнул, начиная понимать.

— Только открытая местность, — продолжил я. — Поля, луга, опушки леса. Геоманты будут создавать временные укрытия из земли — валы, траншеи, блиндажи. Магистры ночью поддерживают ментальную защиту посменно, чтобы не выгореть. Удвоить дозоры. Патрули только группами по пять человек — так сложнее поддаться иллюзиям, товарищи удержат.

— Это замедлит продвижение, — заметил Жеребцов.

— Замедлит. Но сохранит армию.

Я посмотрел каждому в глаза. Усталые, измученные, но не сломленные. Хорошо.

— Кощей рассчитывает сломать нас за несколько ночей. Он привык к врагам, которые прячутся за стенами и молятся, чтобы утро наступило быстрее. Но мы — не они. Мы пришли не отсиживаться. Мы пришли уничтожить его в его собственном логове.

Панкратов первым выпрямился, расправил плечи:

— Слушаюсь, Ваша Светлость.

За ним — остальные. Один за другим. Огнев последним, но его кивок был самым весомым.

Через полчаса армия покидала Менчаково.

Колонна вытягивалась по разбитой дороге, оставляя позади обгорелые руины. Солдаты шли молча, то и дело оглядываясь назад. В их взглядах читался тревога — но и что-то ещё. Злость. Желание отомстить за товарищей, которых утащили в лес. За тех, кого заставили поднять оружие друг на друга.

Я ехал верхом впереди колонны, чтобы люди видели: их командир с ними. Скальд молчал — даже ворон чувствовал тяжесть этого утра.

Менчаково исчезло за поворотом дороги. Впереди лежали километры пути через Пограничье — леса, поля, овраги. Несколько дней марша до Гаврилова Посада. Само по себе расстояние отсюда до нужной нам цели было не таким уж большим, но противник не даст нам свободно перемещаться. Придётся пробиваться с боем. А это замедлит темп марша всей армии.

И каждую ночь Кощей будет пытаться сломать нас.

Я знал это. Знал, что эта тварь — не обычный Лорд Бездушных, бросающий орды в бессмысленные атаки. Этот Кощей думает, планирует, адаптируется. Использует ту же тактику, что я сам применял против врагов: психологическое давление, изматывание, подрыв морального духа.

Ирония не ускользнула от меня. Когда-то я защищал Угрюм от превосходящих по численности и оснащению врагов. Теперь я был по другую сторону баррикад.

Но мы пережили эту ночь. Переживём и следующие.

Кощей не повторил ошибку первой засады.

Я переиграл его тогда, разгадав ловушку и устроив тёплый приём. Он потерял сотни тварей — и сделал выводы. Эта тварь училась. Каждая следующая стычка показывала: враг адаптируется.

Вскоре мы упёрлись в первую засеку. Поваленные стволы деревьев лежали поперёк дороги, переплетённые между собой так, что образовывали непроходимую стену высотой в два человеческих роста. Маги могли бы расчистить путь, но на это ушло бы несколько часов и изрядная часть их резерва, что снижало нашу боеспособность.

— Обходим, — приказал я.

Обход занял полдня. Через три километра — новая засека. И ещё одна. Кощей не пытался нас остановить — он удлинял путь, заставлял петлять по лесу, терять время и силы.

Ближе к двум часам дня Скальд обнаружил солнечную рощу посреди мёртвого леса. Небольшая поляна, залитая светом, с зелёной травой и журчащим ручьём. Посреди серых, покрытых инеем деревьев она выглядела как оазис. Несколько солдат невольно замедлили шаг, глядя на неё с тоской.

— Даже не смотрите, — велел я. — Это ловушка.

Один из молодых Стрельцов шагнул было в ту сторону, но товарищи схватили его за плечи. Парень моргнул, словно просыпаясь, и побледнел.

Потом была деревня.

Скальд заметил её с воздуха — десяток домов с целыми крышами, дымок над трубами, движение во дворах. Я отправил разведку из пяти человек во главе с опытным сержантом. Они не вернулись.

Когда через полчаса разведчики не вернулись, я приказал открыть огонь. Артиллерия перепахала деревню за десять минут — снаряды крушили дома, поднимая фонтаны земли и обломков. Иллюзия рассеялась, как дым. Вместо мирного поселения с дымком над трубами перед нами предстали обгорелые руины, заваленные трупами Бездушных. Больше сотни тварей прятались там, ожидая, пока мы войдём.

— Так вот почему разведчики не вернулись, они видели живых людей, — процедил Черкасский, осматривая поле боя. — Женщин, детей. Вошли помочь…

Их тела мы нашли в центре деревни. Пятеро опытных бойцов, попавших в ловушку, которую за счёт наведённого на их разум морока было тяжело распознать. Кощей бил не по телам — по душам.

Голоса появились ближе к ночи. Мы проходили мимо развалин очередной сожжённой деревни, откуда доносились звуки мирной жизни — детский смех, скрип телеги, лай собаки, женское пение, судя по всему прачки у реки. Солдаты скрипели зубами, затыкали уши, но звуки проникали сквозь любые преграды.

Когда встали