Русская партия - Денис Старый

уж кидать деньги в эту чёрную дыру, засыпать строительство серебром и золотом, я решил сделать действительно город мечты для жизни. Потом поймем, что можно оставить и работает, а что явное излишество.

Именно здесь, впервые в России, мы собирались апробировать многоуровневую систему контроля за рождаемостью, воспитанием детей и образованием населения. Уже сложившаяся схема из будущего пока представлялась полётом фантазии для зарождающейся философской школы Просвещения. Нужно ощутить на опыте, чтобы понять что к чему.

Кстати, я рассчитывал на то, что, несмотря на грядущую войну, сюда всё-таки приедет молодой и дерзкий философ Франсуа Вольтер. С одной стороны, мне всё ещё было важно, чтобы образ России в Европе и мире ассоциировался с прогрессом и необычайно социально направленными проектами.

С другой стороны, если быть откровенным, очень хотелось утереть нос всем европейцам. Ведь если они побывают в Луганске, то непременно восхитятся им. Пусть потом пишут о русской сказке и мечте. Нечего наше крепостничество хаять. Сами как-нибудь справимся. Уже работа идет.

Вот только, несмотря на бизнес-планы, окупиться всё это могло не раньше, чем лет через пятнадцать. И это при самых благоприятных прогнозах. Уж слишком много денег было вложено в эту сказку.

Нужно было бы сказать спасибо моему прошлому, а именно тому понятию социальной справедливости, отпечатку внутри меня старого коммуниста, что я не коплю деньги в кубышке и мало уделяю внимания строительству и роскошному обустройству собственных дач и домов.

Иначе уже скоро я мог бы войти в историю как самый богатый человек XVIII века. Многие меня таковым и считают. Но это лишь те люди, которые мало знакомы с проектами, в которых я участвую финансово.

— Это другой мир! — восхищалась Юля. — Я словно попала в какую-то сказку. Никогда не думала, что такое вообще возможно. И денег не жалко на подобное.

После сегодняшней экскурсии по большей части районов Луганской агломерации расширенные, удивлённые глаза моей супруги всё ещё не приходили в норму. Был момент, когда я даже беспокоился, как бы прелестные глазки жены не выкатились из глазниц.

— Ты великий человек! — сказала жена, и я чуть было не поперхнулся плекавицей.

Уж больно понравились эти котлеты, так что и сегодня мы ими ужинали.

— Скажешь тоже… — смутился я.

— А тут и слов подобрать нельзя… Я тоже хочу такой город построить. Ведь рабочие-строители освобождаются? — продолжала удивлять меня жена.

— Да, освобождаются. Но большая часть их будет отправлена на ускорение строительства Мариуполя, часть — на строительство Одессы, — сказал я, а потом усмехнулся и добавил: — Юлечка, всё это строительство обошлось более, чем в семь миллионов рублей. Петя Шувалов до сих пор, как подумает об этом, так и прикладывается к рюмке, чтобы сбить своё расстройство.

— Ты за Петра Ивановича не беспокойся. Когда ты проводил совещание с директорами луганских заводов, а его отправил отдыхать, я с Петей поговорила… — она подошла ко мне, наклонилась, обняла сзади, поцеловала в лысеющую макушку…

Вот же напасть. Я лысею. В таком-то возрасте.

— Петя в тебе души не чает. Мне даже кажется, что, если бы стоял выбор, кого казнить — тебя или Лизу, — он выбрал бы её. И не только он. Я же твоя жена, так что учусь от тебя премудростям и хитростям, — Юля рассмеялась. — У меня ведь своя Тайная канцелярия, только бабская. И пусть Мавра Егоровна всё ещё предана Елизавете Петровне, но, скорее, сделает так, как скажет Пётр Иванович Шувалов, её муж, а вот любовница Пети весьма словоохотливая дама. И другие жёны своих мужей ищут во мне подругу и нередко рассказывают то, что стоило бы утаить.

— Ты сможешь разложить всё это на бумаге? — подобрался я.

К каждому чиновнику, занимающему высокий пост, приставлен свой куратор из Тайной канцелярии. Его задача — собирать сведения о тех, от кого зависит развитие России.

И далеко не всегда это получается. Чиновники уже поняли, что находятся под колпаком, и ведут себя зачастую, как агенты в тылу врага. А тут такой подарок. Ведь всем известно: лучше женщины, властвующей в постели мужчины, никто о его делах не расскажет.

— Нет, прости. Рассказывать не стану, — удивила меня Юля.

— Ты не понимаешь серьёзность вопроса? — напрягся я, демонстративно освобождаясь от её объятий.

— Доверься мне. Если что-то будет серьёзное, я тебе сразу скажу. Но если бы я не поклялась и не дала слово, что не буду рассказывать всё подряд, мне бы никто не доверился. Тебя ведь боятся. Я даже не понимаю почему. Ведь за последние пять лет были казнены не больше ста человек, и то по делу, чаще всего ужасные душегубцы. А вороватых чиновников ты ссылаешь, конфискуешь имущество… но не убиваешь.

Вот и мне было загадкой, почему меня боятся. Нет, не все. Тот же Пётр Шувалов относится ко мне не просто смело, а порой, кажется, вовсе берегов не видит. Спорит по делу и без.

Таким же остаётся и Акинфий Никитич Демидов. Как раньше называл меня панибратски на «ты», так и продолжает, не избавившись от отеческого покровительственного тона. Примерно так же, хотя всё-таки с большим уважением, относится ко мне и Нартов.

То есть те люди, с которыми я начинал, видевшие меня ещё в младших офицерских чинах, во многом продолжают использовать ту модель поведения, с которой начинали со мной общаться. Я этому не противлюсь. Конечно, на официальных приёмах они ведут себя иначе.

Но не боятся — это точно. Иначе с чего бы мне в какой-то момент хватать Демидова за грудки, когда мы обсуждали его участие в новороссийских проектах? Мол, я обязан ему и должен акции продать.

Акинфий уже по большей части живёт не на Урале, а либо в Москве, либо чаще в Петербурге. У меня складывается ощущение, что он боится что-то пропустить и постоянно следит за моими проектами. Следит, но сильно тратиться не спешит.

Вот тоже человек! Я пытался ему объяснить, что его не менее, чем пять миллионов рублей, которые он скопил и не вкладывает, — это всего лишь лежащие деньги. Но он не хочет сдавать их в банк, чтобы иметь возможность влить средства в русскую экономику.

И при этом обижается, что я не пригласил его полновесным партнёром в луганские дела. А я не хотел, чтобы мне хоть кто-то бил по рукам, указывая, что раз он вложил большие деньги, то имеет право принимать решения относительно того, как будут строиться заводы, дома для людей и прочее.

Нет, Демидов — может быть еще только Еропкин — и вот кроме них никто не понимает