Там, где кончается степь - Алексей Пинчук

– Эгегей! – во весь голос рявкнул я, привлекая внимание, наугад швырнул очередное заклинание и кинулся обратно в темноту, уходя от немногочисленных стрел, летевших в меня поразительно медленно.

Надо сказать, что степняки оказались хорошими воинами, и паники, к сожалению, я так и не дождался. Скорее наоборот, вскоре на моем краю лагеря возник прикрывшийся щитами строй, и как я ни старался, начав запускать во врагов диски, выбить смог лишь несколько человек, да и то случайно.

А после этот строй и вовсе прикрылся пеленой волшебства, которую даже избыточно напитанные волшебством диски не всегда пробивали. А если и пробивали, то теряли убойную силу и лишь сбивали врагов с ног.

Зато, бегая в темноте, уворачиваясь от пущенных на звук стрел и швыряясь накопленной магией, я улыбался, после того как заметил отсутствие часовых над телегами. И было неважно, вступили они в бой или были убиты под шумок пленниками. Важно было другое: за спинами врагов в степь стремительно бежали одинокие фигурки людей, исчезая в темноте. А значит, все было не зря.

В какой-то момент мне в голову пришла совсем бредовая мысль, и, соорудив сразу два шара, я побежал прямо на строй врагов и с разбегу закинув волшебные снаряды через щиты, побежал обратно, петляя словно заяц, чтобы не нашпиговали стрелами.

Задумка принесла свои плоды, часть строя разметало, убив или покалечив ближайших к взрыву, но на этом мои успехи закончились.

Когда конкретно закончилась игра в одни ворота и начался бой, я не заметил, и лишь в очередной раз увернувшись от пролетевшей совсем рядом стрелы, понял, что меня прекрасно видят. А метнув в ответ диск, убедился, что воины степняков еще и укутаны в волшебную броню. Видимо, шаманы окончательно раскочегарили свою силу и взялись за меня всерьез…

Вскоре я и не помышлял атаковать. Все мои усилия были сосредоточенны на том, чтобы не быть утыканным стрелами, как ежик, ни больше и ни меньше.

Я метался, уворачивался, падал и вскакивал, чувствуя, как тают запасы магии в теле, и даже стремительно влетающие в меня новые искры не могли компенсировать расход энергии. Попытки закрыться щитом, как в схватке с животным, тоже провалились. Нет, иногда, когда я не мог уйти от летящей в меня стрелы, я создавал силовую плоскость перед собой, но проклятые шаманы как-то срывали заклинание, развеивая его, стоило мне замереть на месте хоть на мгновение…

А самым поганым было то, что, пока меня расстреливали лучники, или, скорее, отвлекали, если уж на то пошло, шаманы тоже не теряли зря время, накачивая несколько человек своими заклятиями… «Бафали», как сказал бы Леха, знакомый со сленгом игроков. И оказался бы прав как никогда…

О том, что сырая сила не пляшет против профессионалов, я догадался давно и даже видел подтверждение своим мыслям совсем недавно. Ну а как же? Местные поколениями учились использовать энергию, которую мы назвали магией, так же, как мы осваивали поколениями электричество. И как местные не смогли бы работать электриками в моем мире, так и мы рановато возомнили себя магами.

К чему я это? Да все к тому же… Когда бойцы, светящиеся от вкачанной в них магии, вышли на поле, я, признаться, вздохнул с облегчением, поскольку лучники прекратили огонь. Вздохнул и нагло ухмыльнулся, потянув, наконец, револьверы из кобуры…

И практически сразу же огреб по полной программе, стоило противникам ускориться. Только зря время потратил, пытаясь расстрелять бегущих ко мне врагов, вместо того чтобы убегать куда глаза глядят… А когда сообразил, как же я неправ, было уже поздно.

Первый же удар местного бойца сбил меня с ног, заставив покатиться по траве. Причем ударил он голой рукой, даже не доставая оружия. И подняться на ноги мне уже не дали.

Били жестко, куда придется, и хотя я вертелся волчком, пытаясь уворачиваться или закрываться руками, ничего не помогало. Сознание во мне еще держалось, благодаря магии, но о былой ясности ума речи уже не шло.

Кажется, я рычал, как тот медведекрокодил, снова и снова кидаясь на врагов прямо из положения лежа и отлетая в траву после очередного удара, думал только о том, как бы захватить с собой хоть кого-то…

В какой-то момент подо мной оказался оброненный револьвер, и, понимая, что пробить защиту врагов не удастся, я так быстро, как мог, поднял ствол к голове, но вместо выстрела услышал лишь сухой щелчок курка. А потом пришла спасительная темнота…

* * *

Через сколько времени я пришел в себя, было неясно. Может быть, уже утром, а может, и через пару суток…

По сути разницы не было никакой, хотя лично я предпочел бы, чтобы сознание вернулось позже. Как можно позже… Желательно в том коротком промежутке, когда все меня уже похоронили, бросив на съедение зверям в степи, но до того, как меня и в самом деле съедят.

Впрочем, мои желания здесь никого не интересовали, да и высказать я их не мог. По сути, я вообще ничего не мог, разве что моргать да двигать зрачками, хотя и в этом необходимости не было. Хоть обдвигайся, а как было небо перед глазами, так оно и оставалось.

Впрочем, одно развлечение я себе придумал, хотя было оно из разряда «так себе»… Я разглядывал облака, подробно разглядывал, дорисовывая в воображении причудливые контуры до узнаваемых рисунков. Ну а чем еще заниматься, когда ты заключен в волшебный кокон, словно бабочка-переросток?

О том, что это кокон, я узнал не сразу. И честно признаюсь, поначалу просто паниковал, думая, что мне сломали позвоночник и я стал овощем. Хорошо еще, что мозгов хватило понять, что тело у человека со сломанным позвоночником болеть не может. А мое болело, да так, что хоть вой. Но выть я тоже не мог, да и боль эту воспринимал, скорее, с радостью. Во всяком случае, первое время.

Два дня. Два дня я валялся в телеге, словно овощ, и лишь к концу второго дня что-то изменилось. Хотя я был этим изменениям не рад. Вот только высказать свое недовольство не мог, к сожалению…

На самом деле никто ничего плохого мне не сделал, просто на одном из ухабов телегу тряхнуло, и я перевернулся лицом вниз, уткнувшись носом в какую-то тряпку, и весь дальнейший путь оставался в таком положении, замечая лишь смену дня и ночи.

Когда отряд степняков прибыл к своей цели, я не заметил, спал. Сон в те дни превратился