Курс на СССР: На первую полосу! - Тим Волков

Бросив на него сожалеюще-разочарованный взгляд, я вышел из зала и отправился на поиски беглянки. Девчонки её уже нашли, вытерли слезы, умыли…

— Привыкай к славе, Ника! — улыбнулся я. — И не бойся. Никто здесь тебя не съест.

— Я и не боюсь, — Тучка, наконец, успокоилась. — Просто я думала, что всё будет как-то по-другому.

Я вернулся домой поздно и на заснеженной скамейке, у подъезда увидел Гребенюка. Без шапки, сам на себя не похожий, растрепанный, с бледным лицом.

Неужели, что-то с тетей Верой?

— Серега! Случилось что?

— Случилось! Валентину похитили… Вот…

Он протянул записку…

«Наши условия — пятьдесят процентов прибыли. В милицию обращаться не надо. Иначе получите своего модельера по частям».

Глава 20

Я застыл, сжимая в пальцах грубый лист бумаги. Мир сузился до этих отпечатанных на машинке строчек. «Иначе получите своего модельера по частям…» Похищение?

Это только первые ласточки. Как я и предполагал, с развитием частного бизнеса начали образовываться криминальные группировки. Просто в прошлой реальности это случилось несколько позже.

— В милицию нельзя… — глухо прошептал Гребенюк, его лицо было серым, как пепел. — Сашка, что делать?

И тут мысль, дерзкая и ясная, как вспышка, пронзила мозг.

«В милицию нельзя. А в КГБ?»

На первый взгляд нелепая, почти сумасшедшая идея, но ничего другого не приходило в голову. Времени на раздумья нет. Надо действовать быстро. Улыбка тронула мои губы. Да. Конечно. Кто, как не они, лучше смогут пресечь развитие беспредела в самом зачатке. Надо только предупредить и объяснить о последствиях попустительства. И ведь у меня же есть там… знакомый.

— Сиди здесь. Не двигайся, — приказал я Сереге и рванул к телефонной будке.

Время позднее, но дело не терпит отлагательства. Пальцы уверенно набрали номер, который я запомнил ещё с прошлой встречи. Длинные гудки казались бесконечными, я не был уверен, что мне ответят, но на пятом звонке трубку сняли.

— Дежурный. Слушаю.

— Мне нужен лейтенант Сидорин. Андрей Олегович. Срочно.

— Кто спрашивает?

— Воронцов. Александр. Скажите, что по делу о самиздате с ним встречались. Он в курсе.

Пауза. Я слышал, как стучит моё сердце и отдаётся барабанной дробью в висках. Тишина. В какой-то момент показалось, что соединение прервалось, но я упорно прижимал трубку к уху. Наконец-то тот же голос произнёс:

— Воронцов? Соединяю. Говорите.

Что-то пикнуло и в трубке услышал знакомый голос.

— Слушаю.

— Андрей Олегович, здравствуйте, — срывающимся голосом начал я. — Извините за поздний звонок…

— Александр, ты? — прервал меня Сидорин. — Всё в порядке. Я как раз на дежурстве. У тебя что-то срочное?

— Срочное, Андрей Олегович, — уже более уверенно произнёс я, но голос мой всё ещё слегка подрагивал. — Нам нужно встретиться. Прямо сейчас. Это… Это не по прошлому делу. Это что-то совсем новое и страшное. Время не терпит. Есть прямые доказательства.

— Ты один?

— Нет, — коротко ответил я, не став вдаваться в подробности, ведь разговоры наверняка записываются.

— Вы где? — коротко спросил Сидорин.

— У своего дома.

— Ждите. Буду через десять минут. Никуда не ходите. Ни с кем не разговаривайте. Понятно?

— Да, — ответил я и повесил трубку.

Гребенюк посмотрел на меня полными ужаса выпученными глазами.

— Ты… — он постучал пальцем по лбу. — Ты куда позвонил? Это ж…

— Это единственный, кто может помочь, не привлекая внимания, — перебил я.

Ровно через десять минут к подъезду, тихо подкатила темная «Волга» с выключенными фарами. За рулём был Сидорин.

— Садитесь, — тихо сказал он, открыв заднюю дверь.

Мы нырнули в салон, и он немного отъехал в сторону и остановился в укромном месте, откуда хорошо просматривались окрестности.

— Что у вас случилось? — спросил Андрей Олегович, оборачиваясь и осматривая нас.

Я молча протянул ему записку. Сидорин достал из внутреннего кармана пиджака тонкие кожаные перчатки и, видимо, чтобы не оставлять отпечатков, осторожно взял листок за уголок. Вот, ведь, черт! Об этом я не подумал. Нужно было сразу об этом подумать. А я вообще в порыве эмоций смял листок. Теперь мало шансов там обнаружить что-то.

Сидорин быстро прочел записку, и я заметил, как напряглись его желваки.

— Рассказывайте всё, с самого начала, — твердо сказал он. — Кто эта девушка. Ваши отношения. Работа. Материальное положение. Друзья. Враги. Важны самые незначительные детали.

Гребенюк сбивчиво, запинаясь, но подробно начал рассказывать про Валентину, их знакомство, отношения, про цеховиков, про «Селену». Сидорин с непроницаемым лицом смотрел в сторону окна возле пассажирского сидения, и в его глазах отражались тусклые фонари. Казалось, он не слушал, думал о чем-то своём, но я знал, что он не просто впитывал информацию, а сразу, систематизировал, «раскладывал по полочкам» в своем безупречно организованном мозгу.

Когда Серега замолчал, Сидорин медленно перевел взгляд, и в его глазах я почувствовал тепло.

— Понятно, — произнес он и слегка улыбнулся, оценив полную откровенность парня. — За последние дни, неделю ничего подозрительного не замечал? Посторонних лиц, машин?

Сидорин не отрывая взгляда смотрел на Гребенюка, а тот, всё ещё бледный, беспомощно мотнул головой.

— Нет… Вроде бы… Всё, как всегда.

— Похищение человека, особенно с целью вымогательства, редко бывает спонтанным. Это не уличный грабёж. Это почти военная операция. Нужно изучить маршруты девушки, её распорядок дня, привычки. Выявить слабые места, подобрать момент. Значит, они вели наблюдение. Дни, может быть, даже недели. И ты ничего не заметил? Может, машину?

— Нет, вроде… Ничего такого… — ответил Гребенюк, растерянно хлопая глазами.

Я вдруг вспомнил.

— Постойте. Я… Я видел. У проходной «Селены», когда был там. Старый бежевый «Иж-Комби». В салоне двое… Курили, кого-то ждали. И один… — я зажмурился, пытаясь выцепить из памяти смазанный кадр. — Мне показалось, я его видел раньше. В компании Костяна. Поэтому и запомнилось.

Сидорин, не шелохнувшись, слушал, его взгляд стал пристальным, почти физически ощутимым.

— Номер? — тихо спросил он. — Номер запомнил?

Я сжал виски пальцами, заставляя мозг прокрутить пленку назад. Тусклый свет зимнего дня, грязный снег, бледно-бежевый бок автомобиля… Память журналиста должна быть натренированной, чтобы полагаться не только на диктофон или фотопленку, а и на собственные воспоминания, ощущения, эмоции. Бывает, что оборудование подводит, а писать статью надо. Вот и напрягаешь память,