Обратный отсчет: Равнина - Токацин

снова скрылся в печи и вернулся, пожелтев от жара; штырь, коснувшись его бока, сморщил стекло, нарушая симметрию, и смял стенку в подобие ручки. Вепуат ещё раз нагрел странную «пробирку», выгнул вторую ручку и, чуть подогрев лезвие, отсёк горловину от трубки. Сосуд, дымясь, опустился на поддон.

— Стекло хорошо меняет форму, — сказал Вепуат, закрывая печь. — Но работать с ним надо уметь. Осторожно!

Джагул, протянувший было руку к раскалённому сосуду, с глухим рявканьем её отдернул.

— Зачем ты это показываю? — спросил он, тяжело дыша; его уши дрожали. — Ты хочу меняюсь?

— Нет, — отозвался Вепуат. — Это для тех, кто с нами в мире. И не вредит нашему городу. Ваши бродят где-то рядом? Крикни им — пусть заберут тебя с обрыва. Эшку-тэй боятся холода. Чем меньше Дикарь будет на улице, тем лучше.

Корген, выразительно лязгнув шипами, развернул Джагула к двери. Вепуат зажмурился и на секунду замер. Гедимин настороженно следил за ним, слушая протяжный вой и рявканье из-за ангара. Кто-то из Скогнов — или, возможно, Броннов — пронзительно взвизгнул. Ему ответил Корген. Потом все звуки заглушил гулкий протяжный вздох — к обрыву приближался «живой крейсер».

Джагул уходил молча, с крепко сжатыми челюстями, повесив маску-переводчик за плечо и прикрыв свернувшегося Дикаря краем одежды. Вепуат пристально следил за ним, пока он не исчез под щитком гигантского панциря, и сааг-туул с протяжным вздохом не опустил передние лапы на дно долины и не развернулся к соседнему обрыву, готовясь затащить на него массивное туловище. Под его панцирем что-то затрубило и тут же смолкло. Вепуат сочувственно хмыкнул.

— Не хотел я его им отдавать… Надеюсь, его не будут пихать в мешок.

Кто-то, нарочито тяжело ступая, остановился рядом с сарматами.

— Итак, эту фауну всё же можно сбыть с рук, — услышал Гедимин задумчивый голос Кенена Гварзы. — Не выяснял, сколько стоит твой зверинец в более… полезном эквиваленте?

Вепуат, гневно фыркнув, резко развернулся и пошёл к ангару. Гедимин смерил Гварзу угрюмым взглядом, но кулак показывать не стал. «Мысль дельная, но Вепуат не согласится,» — думал он, догоняя разведчика за воротами горячего цеха. Тот как раз отстёгивал шлейки, отцепляя притихшую самку от стойки.

— Отнесу в шатёр. Пусть привыкает.

— Проверь, что у неё с внутренними органами, — посоветовал Гедимин. — Не просто же так её согласились обменять.

Вепуат вздохнул.

— С органами — ничего неожиданного. Рубцы от кровоизлияний, рубцы от свищей… Охотиться навряд ли будет. Ну, пусть так летает. Посмотрим, как мои её примут.

Гедимин задержался в ангаре. Длинный сосуд с выгнутыми из стенок ручками уже не светился красным, но ещё чувствовался исходящий от него жар. «Странная форма,» — сармат пригляделся к вмятинам по бокам. «Внутренний объём очень мал. Декоративная какая-то штука. Чем дальше, тем они у Вепуата декоративнее. Мне первые его бутылки больше нравились.»

38 день Мысли, месяц Кислоты. Равнина, Сфен Земли, долина Элид, Элидген — Сфен Огня — Сердце Пламени

Едва крышка реакторного отсека отодвинулась, по туннелю разлился яркий белый свет — вместе с Айзеком по лестнице спускался кто-то из стражей. Гедимин озадаченно хмыкнул.

— Хассинельг? Сегодня же не твоё дежурство.

Айзек укоризненно на него посмотрел. Хассинельг, чем-то сильно озабоченный, только махнул хвостом. Он был на редкость тепло одет, даже на хвост надел чехол на завязках — одна клешня торчала наружу, да из отверстий в ушастой шапке выглядывали рога.

— Дим-мина я не дотащу, — с мрачной уверенностью сказал он. — Чешуйка священного металла тяжелее всей Равнины. Я хотел взять у Шесека те штуковины, принести сюда, но мне он их не отдаёт.

Айзек кивнул.

— Да, лучше будет, если сам Гедимин на месте их осмотрит.

«О чём они? Об оболочках твэлов?» — сердце сармата сделало на один удар больше. «Значит, литейная станция справилась…»

— Я сходил к Кейланнам и нашёл согласных лететь, — продолжал Хассинельг, оценивающе глядя на Гедимина. — С первым светом Кейланн тут будет. Но вот… я не сказал им, кого они повезут.

Айзек еле слышно хмыкнул.

— Все Кейланны уже узнали, сколько весит Гедимин?.. Он такой тяжёлый не сам по себе. Это всё броня. А броню можно снять.

Гедимин сердито фыркнул.

— Эй! Я без скафандра никуда не полечу. Особенно — в Сердце Пламени.

— Зачем же — без? — Айзек смерил его оценивающим взглядом. — Никто не желает тебе лучевой болезни. Но эту штуку придётся сильно облегчить. Она ведь у тебя двойная, со свинцовой проложкой? Ну вот сейчас тебе вторые слои не понадобятся. И свинец тоже. И особенно — сфалт. Можешь его тут положить, у реактора.

Гедимин покосился на сфалт за плечом, потом — на свою броню. Пластины, как верно заметил Айзек, были разборными, и, в общем, ничего сложного не было в том, чтобы оставить от скафандра всего три слоя — нейтронностойкий фрил, внутреннюю выстилку и экранирующий ипрон. «Четыре,» — одёрнул себя Гедимин. «Одного экранирующего слоя всегда мало. Сместится пластина — не заметишь, как облучишься.»

— Три слоя, — сказал он, угрюмо щурясь на Айзека. — Я уберу три слоя. Сложу в лаборатории. Если Гварза хоть что-то возьмёт…

Айзек тяжело вздохнул.

— Раньше вы с Гварзой друг друга не любили, но не держали за зверушек. Кенен, естественно, ничего не возьмёт. Через четыре часа прилетит Кейланн, через три с половиной твой сфалт и три слоя брони должны от тебя отделиться. Заберёшь в столице свои трубки и мои образцы. Они, вместе взятые, легче твоего скафандра.

— Вчера забрать не мог? — буркнул Гедимин, всё ещё погружённый в неприятные мысли о разборке брони. Айзек только усмехнулся.

— Вчера была дипмиссия. Кстати, сегодня тебе привезут волокно. С «молнией» придётся подождать.

Гедимин благодарно покосился на Хассинельга — кроме него, полезную новость из столицы принести было некому. Тот, забыв на время о сарматах, придвинулся ближе к монитору и с интересом его