Все реки петляют. От Альбиона до Ямайки - Сергей Александрович Калашников

– Да уж, – фыркнула мама. – Последнее их достижение – мытье пола. Знаешь, почти не оставили разводов.

Дальше Софочка подслушивать не стала – пошла спать. Она ведь пока совсем ребенок и к вечеру здорово утомляется.

* * *

О подарках не рассказал. Старшей дочери отец привез ком каучука. Слегка упругий, немного липкий, вязкий и неохотно позволяющий себя резать, потому что нож прилипал к неподатливой массе. Для себя я знаю, что на морозе эта субстанция твердеет, а от тепла размягчается. То есть, в принципе, ее и расплавить можно, только нужно следить, чтобы не загорелась, потому что вещество органическое и против огня нестойкое. А еще подарил несколько самородков серебришка. То есть как бы серебра, но несколько более твердого и не желающего расплавляться даже при сильном нагревании. Это платина, которая пока не в цене, но уже очень скоро станет весьма нужным металлом. Не очень удобным для ювелиров, но полезным для химиков следующих веков.

Характер этих гостинцев дает понять, что прибыл отец откуда-то из Южной или Центральной Америки и знает – удивить старшую дочь непросто. Ведь не перья попугайские привез, не цветастые шали – не так уж сильно он не знает свою старшенькую.

– Просто прекрасные серебришки! – с моей подсказки одобрила подарок Софи. – Если снова такие встретишь, буду рада получить еще. А можно я по ним молотком постучу? Интересно ведь, можно ли эти комки расплющить!

Мне-то известно, что платина куется хоть горячей, хоть холодной, что из нее штамповали монеты, но при этом она не только тугоплавка, но еще и очень устойчива к коррозии и химическим воздействиям. Правда, в самородном виде обычно встречается в виде сплава с другими металлами, присутствие которых эти самые пластичность и ковкость ухудшают. Так что для некоторых технических устройств, о которых мои теперешние современники даже не подозревают, – исключительно удобный материал. Да хоть бы и для свечи каления, которым я пока не вижу альтернативы в двигателях внутреннего сгорания.

Почему, уловив эти мысли, Софочка не засыпала меня вопросами? Да она о большинстве терминов даже понятия не имеет. Вот и не парится, рассчитывая узнать все постепенно в более удобоваримой форме. Удачно все-таки я попал. Умница-мама, умница дочка и очень умный папа. Только вот что-то они насчет церкви темнят… если воспитанная в испанских традициях маменька католичка, то отец или к англиканской церкви принадлежит, или к пуританам, если я ничего не путаю. И как они с этим разбираются? Ведь святые отцы всегда боролись друг с другом за паству, неодобрительно отзываясь о конкурирующих вариантах отправления религиозных обрядов. Хотя я тут недавно и пока еще далеко не во всех ситуациях побывал. Церкви мы не посещали, и ни один падре ни разу на глаза не попадался. Правда, в городе какой-то храм маячил в конце улицы.

Мои растекшиеся по древу мысли встряхнула маленькая хозяйка:

– Пока я буду спать, подумай, что взять с собой в Лондон из платьев и как одеться, чтобы удобно путешествовать по морю на корабле. Ты же умный, а, внутренний голос! Дурного не посоветуешь. И как мы будем жить у тети Аннабель? Я же ее полжизни не видела!

Полжизни – это три года. Что? Софи знает арифметическое действие деления?

* * *

Собираться в дорогу Софи и Мэри начали на следующий день с самого утра. И чем же они занялись? Ни за что не угадаете. Шитьем. Все-таки в девочках очень сильно стремление правильно выглядеть в любых ситуациях. Дело в том, что они полагали необходимым непременно вскарабкаться на мачту, что при ношении юбок или платьев может поставить их в неудобное положение, открыв обзор на их… ну… разные места снизу. То есть требовались штаны. Естественно, я подсказал идею самых простых, которые в восьмидесятых называли «бананами», а в исторической литературе и на фотодокументах пятидесятых годов упоминали в качестве шаровар, удобных для занятий туризмом.

В процесс дискуссии о методах раскроя вмешалась матушка Мэри и в два счета склонила нас в пользу тех простецких штанов, которые носят и ее супруг, и сыновья. Она же снабдила нас рубашками и куртками, из которых эти самые сыновья выросли. Кстати, верхнюю часть гардероба мужчин, живших в эти времена, в литературе обычно упоминали как камзол. Так вот, ни накладных карманов, ни отворотов рукавов, ни блестящих пуговиц на наших куртках не имелось – все простенько и демократично. То есть никакие это не камзолы, а просто тужурки. На ноги были предложены башмаки с каблуками, заметно поношенные, но не дырявые – стали малы старшим братьям.

На старые штаны Ника и Майкла пришлось аккуратнейшим образом накладывать заплаты, с чем обе девочки справились вполне прилично. Ну а все остальные мелочи вроде капоров, плащей, ночных рубашек, шарфов, перчаток, носовых платков… да кто же все это запомнит?.. уложили в дорожный сундук мама Агата и мама Бетти.

* * *

На этот раз Джон правил каретой, время от времени понукая лошадку, отчего до города мы добрались заметно быстрее. Сразу подкатили к причалу, где стоял папин корабль. Вроде бы барк[1], если мне не изменяет память. Не то чтобы я в этом шибко разбираюсь, но некоторое представление имею, потому что еще мальчишкой разглядывал картинки с изображениями парусников. Правда, запомнил мало что.

Вот прямо сейчас никаких парусов не было, к трапу подкатывали повозки, с которых снимали тюки и опускали в трюм. Папа поцеловал маму в щечку, обнял Консуэллку и погладил по голове Кэти, после чего взял за руки нас с Мэри и взошел на борт. Провел нас в сторону кормы и велел спускаться в открытый люк. Лестница здесь была крутая – градусов тридцать от вертикали, поэтому слезали мы спинами вперед, держась руками за поручни.

– Это пространство называется «опердек», – объяснил папа, почти мгновенно оказавшись рядом с нами. Казалось, что стек вниз, словно вода. Мы невольно осмотрелись. Впереди через раскрытый люк сюда поступали тюки, которые складывали в штабель между мачтами, проходящими через это помещение сверху вниз. Собственно, прямо тут же и закончили, начав закреплять груз канатами. Вслед за этим сверху на тех же веревках спустили наш дорожный сундук, который два матроса занесли за дверь в переборке, отделявшей кормовую часть от всего остального.

Всего таких дверей имелось три. Маленького размера с высоким порогом-комингсом и крепким запором, открываемым поворотом блестящей медью рукоятью.

– Ваша каюта,