Очень странные миры - Евгений Иванович Филенко

Другие ворота: грузопассажирский космопорт «Марко Поло», со стороны поразительно напоминающий каким-то чудом заброшенную в космос средневековую крепость. Сие мрачноватое сооружение особенно облюбовали для себя звездоходы и патрульники. Отсюда он, Кратов, зеленым растерянным юнцом ушел в плоддеры. И сюда же вернулся спустя шесть лет совершенно взрослым, хмурым мужиком, без каких-либо иллюзий на свой счет и на счет всей остальной Галактики. Иллюзии, конечно же, вернулись, да и пасмурное мироощущение рассеялось, но для этого потребовались академические закоулочки Сан-Марино, море хорошего светлого пива, два незавершенных романа с прекраснейшими женщинами и несколько лет работы ксенологом сначала на Лутхеоне, что само по себе было довольно весело, а потом на Охазгеоне, где было безмерно веселее.

Разумеется, если из неких высших соображений требовался самый основательный карантин (что, по счастью, выпадало крайне редко, например – после Сарагонды), тогда приходилось делать остановку на лунной базе «Нил Армстронг». В перерывах между тестами и процедурами Кратов имел возможность обследовать на шарокате близлежащие кратеры в надежде отыскать редкий по красоте камешек или чудом проскользнувший мимо загребущих лап туристов и вольных сталкеров обломок старой ракеты. А если не окажется поблизости сторонних глаз – то и какой-нибудь след мифических селенитов, в которых никто не верил, коих существование представлялось совершенно невозможным, и даже, за давностью лет и набившей оскомину аргументацией, никем всерьез не обсуждалось, но продолжали искать, стыдливо морщась и посмеиваясь над собственной наивностью. А затем, отбыв положенный срок под присмотром бдительных медиков, он садился в простой рейсовый трамп и спустя пять-шесть часов уже бодро вышагивал по зеленой травке в сторону ближайшей стоянки гравитров.

Мелкие станции, лаборатории, маяки вроде каких-нибудь «Полюсов» или «Аргусов», настоящее имя которым – легион, даже не заслуживали упоминания. Что о них говорить? Причалил… поставил транспортное средство на ремонт и обслуживание… плюхнулся в свободный «челнок»… возможно даже, принадлежащий компании «Пан-Солар»… ступил на зеленую травку и забыл. И на кого стремились походить стюардессы той поры, тоже забыл бесповоротно.

С появлением же Рыбы-Кита необходимость в перевалочных пунктах на пороге Земли для Кратова и вовсе отпала. Биотехн был одинаково хорош что в межзвездном эфире, что в газовых оболочках, и повредить озоновому слою своими теплыми лоснящимися боками никак не мог. Так что никаким экологическим контролем не возбранялось перенестись сразу на задний двор маминого дома.

И все же добрых два десятка лет судьба уводила его прочь от Старой Базы.

Кратов стоял в пустом коридоре, рассеянно озираясь. Позади него была чудовищная бронированная дверь западного шлюза, которую, как представлялось, даже не поменяли с той памятной поры. Пространство впереди шагов на сто залито было приглушенным красноватым светом. Дальше все таяло в плотном сумраке. Пол под ногами слегка подрагивал, и, сдавалось, за минувшие годы вибрация стала гораздо ощутимее.

…У этой космической развалины был собственный, ничем неискоренимый запах. Сложная смесь горелого металла, подплавленного архаичного пластика и еще какой-то неясной химии…

Оказывается, он еще помнил запах Старой Базы.

«Хорошо: вот я снова здесь. Скрывается ли в том некий смысл? Что это – завершение какого-то этапа в моей жизни или начало нового цикла? Полагается ли мне с помпой отпраздновать это событие? Или, наоборот, тихонько сесть где-нибудь в уголке, прямо на пол, и поразмыслить над свершившимся?» Он задумчиво поскреб подбородок. «Вот бы залучить сюда Рашиду и Стаса. Тем более что Стас, как мне известно, сильно пошел на поправку… Уж втроем-то мы решили бы, как следует отнестись к тому ошеломляющему обстоятельству, что я снова должен буду отправиться в дальнее путешествие со Старой Базы. Но что во сто крат удивительнее: среди реалий этого путешествия опять фигурируют и „гиппогриф“, бортовой индекс „пятьсот-пятьсот“, и его загадочный груз… И, вполне возможно, мы сделали бы это за столиком в ресторане „Ангел-Эхо“… буде здесь сохранился еще ресторан с таким названием.

Слабый померанца аромат.

Где?.. Когда?.. В каких полях, кукушка,

Слышал я твой перелетный крик?[1]

Не так чтобы совсем уж к месту… и эту горелую вонь трудно назвать ароматом… но мое душевное состояние подмечено довольно верно. И сейчас я желал бы произнести вслух эти строки или какие-то иные, приличествующие моменту, возвышенные слова».

Едва только он открыл рот, чтобы разрушить наконец тягостную тишину, как за изгибом коридора впереди, нарастая с каждым мгновением, возникло эхо энергичных шагов.

– …задница! – грянуло из полумрака.

Кто-то глумливо загоготал, окончательно сводя на нет величие момента.

Вначале, оживленно переговариваясь на ходу, появилась неразлучная парочка – Белоцветов и Мадон, блондин и брюнет, большой и маленький, веселый и желчный, воплощенные единство и борьба противоположностей – инженеры с «Тавискарона».

Затем неспешно обрисовался огромный, невозмутимый и самодостаточный, как египетский сфинкс, второй навигатор Ян Брандт – его нижняя челюсть совершала размеренные жевательные движения в одном наперед заданном ритме.

Все они уже встречались на Земле, при оформлении фрахта.

Замыкал шествие лично мастер, он же командор, он же первый навигатор, един в трех лицах, блистательный Элмер Э. Татор. Смуглое широкоскулое лицо, как всегда, непроницаемо, черные глаза, как всегда, зорко прищурены, а длинные волосы по-походному сколоты на затылке в пучок.

Вся команда была строго, по-походному облачена в летные костюмы, где главными элементами были форменная серая куртка с эмблемой Корпуса Астронавтов на груди, также темно-синяя фуфайка с дугообразной шитой надписью «Тавискарон» и какой-то смеющейся демонической рожей. Впрочем, второй навигатор Брандт свою куртку нес небрежно перекинутой через мощное, как карниз готического храма, плечо.

– Мы уже начали волноваться, – объявил Татор, протягивая обе руки Кратову навстречу. – Все пассажиры «челнока» давно прошли, а тебя нет и нет.

– Пиво закипает, – прибавил Белоцветов, жизнерадостно скалясь. – Весь день вас ждем. Ведь вы, кажется, любите светлое?

– Я не слишком торопился, – признался Кратов. – Можно считать, оттягивал удовольствие.

– Ну и что за удовольствие застрять, пусть даже на время, в этой старой консервной банке? – удивился Мадон.

– Дело в том, что я не был здесь двадцать лет… – начал было Кратов, но остановился. В конце концов, эти молодые, здоровые парни могли еще и не знать, что такое ностальгия по прошлому. Уж он-то, с высоты своих лет… Впрочем, четыре десятка с хвостиком – срок тоже довольно-таки детский. Взять хотя бы того же Григория Матвеевича Энграфа с его сотней или, не к ночи будь помянут, Дитриха Гросса с его двумя – вот уж кому