Морфир Бьёрн - Тома Лавашри

Но на самом деле все только начиналось. Мама, одевая кухарку, заметила, что ее тело быстро остывает. Мага не умерла, мы видели, что она дышит, причем взахлеб, ее грудь опускалась и поднималась.

Отец побежал за огненной водой. Дизир открыл рот больной, и отец влил туда целую бутылку крепкого напитка. Результат мы увидели сразу: впалые щеки порозовели и бледный лоб тоже, но этого было недостаточно. Тело Маги вскоре опять начало остывать: из ушей потекла белая жидкость, а руки и ноги затвердели как палки.

Мама принялась с силой растирать остывшее тело Маги тканью, пропитанной настойкой. Она старательно терла ноги, руки, живот и грудь, потом – спину, ягодицы, подошвы и даже голову – все, что только можно.

– Пить! Дайте ей еще настоя! – велела мама.

И великий Эйрик послушно выполнил приказание супруги.

Массаж этот длился ужасно долго. Едва удавалось согреть бедро или руку, как они тут же начинали остывать, и маме приходилось снова браться за работу. Она растирала то одно, то другое с поразительной быстротой и не соглашалась, чтобы ее подменили хоть на минуту: в этой гонке-битве со смертью она доверяла только самой себе. Себе и помощи Иисуса Христа.

– Смилуйся, Господи, помоги, – твердила мама. – Пощади эту бедную женщину!

И эта мольба, обращенная к богу без мускулов и без меча, впервые, кажется, не раздражала отца.

Уже к вечеру мама призналась, что и она устала. Пора бы, ничего не скажешь! Нет, она продержится еще немного, черпая силы из своих сокровенных запасов…

– Дело сделано! – объявил Ари-рыбак.

Мага, как в сказке, открыла глаза и завыла застольную песню:

Хлещем огненную воду

Тору с Годином в угоду.

Если пьешь всю жизнь с душой —

Много мёда, много браги —

И в могилке хорошо,

Жажду я волшебной влаги,

Эй, налейте-ка еще!

Это мне придаст отваги!

В царстве Година покой,

Хлещет выпивка рекой.

Кухарка ожила, но это не означало, что все мы останемся целы. Вьюга не смогла отобрать ее жизнь и за это смертельно на нас озлилась. Она била в стены как никогда раньше, очевидно решив раздавить нас, просто перемолоть заживо.

Снег все сильнее наваливался на дом, а вьюга выла и посвистывала, как голодная косатка, но в сто раз страшнее и громче. Услышать друг друга теперь было невозможно, не получалось ни спать, ни даже думать.

А потом в один прекрасный день вьюга разжала свои страшные лапы и вой смолк, никто не знает почему.

Наш бедный домик два дня скрипел от боли. Это и правда был славный дом, смелый и гордый, и мы каждый день благословляли его строителя, деда Сигура.

Когда наконец его жалобы смолкли, на нас обрушилась тишина, почти такая же невыносимая, как и прежний оглушительный гвалт. «Ну вы же сами могли эту тишину нарушить!» – скажите вы. Именно так мы и сделали, вернувшись к обычному ходу нашей необычной, но уже ставшей привычной жизни. Ари – к своим сказкам и резным фигуркам, отец – к воспоминаниям, а мама – к праздничной шубе из лисьих шкурок.

Мага быстро выздоравливала, но по-прежнему была немного не в себе. Она разгуливала по дому с улыбкой, распущенные волосы падали ей на плечи, частенько она напевала и пританцовывала. Она поглаживала нас и с нежностью обнимала. Иногда же, наоборот, часами простаивала неподвижно без единого звука, будто большая тряпичная кукла. Я больше не держал на нее зла, куда там. Я, как и все, смотрел на бедняжку с сочувствием.

Мага все еще была немного не в себе

Кормить ее приходилось с ложечки, мама и Дизир занимались этим по очереди, а еще нужно было следить, чтобы она не раздевалась. Ходить голышом – это, кажется, признак легкого помешательства.

На дворе стоял март. Близилось лето, которое у нас начинается в апреле. Я знаю, что на юге бывают промежуточные сезоны, весна и осень, но в наших северных странах таких полутонов не различают. Это я поясняю для иностранца, если когда-нибудь он прочтет эти страницы.

Снаружи очевидно теплело. Вьюга, надо думать, сопротивлялась из последних сил, но мы ее больше не слышали. Наши сердца наполнялись надеждой.

– Думаю, мы легко отделались, – радовался пастух Друнн.

– И я так считаю, – соглашался отец. – Еще немного терпения, и снег растает. Да, дети, с вьюгой скоро будет покончено.

– Благодарю тебя, Господи! – повторяла мама и опускалась на колени с молитвой.

Сигрид и ее младшая сестричка – сказал ли я уже, что ее звали Лала? – на минуту позабыли о своей стеснительности и пустились в пляс, а Дизир тут же принялся подпевать и хлопать в ладоши.

Какой человеческий порок самый тяжкий? Злоба, эгоизм, коварство, корыстолюбие, скупость?.. Я вот думаю, это – наивность.

Как могли мы подумать, что такой враг, как вьюга, которая поклялась покончить с нами, так быстро сдаст позиции? Вот-вот, как мы решились поверить в это хоть на минуту?

6

Ледяной воин

Я помню вечер 13 марта так, будто это было вчера. Мы все собрались у очага, и отец, сидевший немного поодаль, приступил к чтению.

Речь шла о битве против воительниц из Аггафьорда, это северные районы страны, которые вечно бунтовали против королевской власти. Интересный сюжет, скажете вы. Так и есть, но папа, который очень заботился об исторической достоверности, решил скрупулезно описать маршрут армии Харальда, которым она добиралась на поле боя. Он не пропустил названия ни одной деревеньки, ни даже крохотного хуторка. Мы узнали имена всех соратников Харальда, а также их родителей и прочих предков.

Сперва эти бесконечные рассказы, честно сказать, наводили на нас тоску. Но теперь каждый нашел какое-то дело для рук: кто-то вырезал и раскрашивал фигурки, кто-то шил, и никто уже особо не вслушивался в чтение. Бедный папа.

В тот вечер я играл в шашки с Инге под бдительным оком Сигрид. Старшая из немых сестер все чаще преодолевала свою робость и присоединялась к нашим играм. На самом деле она искала моего общества, я хорошо это чувствовал. Она следила за мной неотрывно, пока я не поднимал на нее глаза, – тогда она мгновенно отворачивалась, и ее веки бились, как крылья бабочки, а сама она резко краснела.

Моя младшая сестричка перед каждым ходом подолгу думала, так уж она привыкла. Наверно, я слегка задремал, и вдруг у меня над самым ухом заорали:

– Снег!

Голос, который выкрикнул это слово, был мне незнаком. Я поднял голову и увидел Сигрид с круглыми, словно плошки, глазами: она показывала пальцем в дальний конец зала, туда, где была территория Гуннара.

– Снег! – воскликнула она еще раз.

Это был первый раз, когда с ее губ сорвались понятные звуки, она заговорила впервые в жизни. Но никто не успел порадоваться этому чуду. Потому что из темного конца зала появилась гигантская белая фигура, нависла над моим отцом и нанесла ему страшный удар в спину. Эйрик рухнул со своего высокого кресла (это был единственный предмет мебели, который оставался у нас в целости и сохранности) и больше не встал.

Существо, стоявшее перед нами, очертаниями походило на человека, но тело его было ледяное. Руки заканчивались двумя длинными пиками, двумя ледяными мечами. На ледяном лице блестели красные глазки, крохотные и страшные.

Его руки заканчивались двумя длинными пиками

Схватив меч, полутролль Дизир бросился на врага.

– Зажгите свет! – приказал он.

Немые сестры занялись лампами, а мама с Инге пытались на четвереньках подобраться к отцу, чтобы ему помочь.

Гуннар, схватив секиру и щит,