Последний шанс - Полина Ром

Она поставила стакан на стол, и тут каюта слегка расплылась перед глазами, и ей стало казаться, что все детали – и двери, и стол – куда-то смещаются. А потом ее накрыла мигрень…

* * *

Шесть дней, проведённые в каюте, одновременно и заполнили её мозг, и вымотали душу. Платон утверждал, что у неё все ещё остался очень лёгкий акцент, но обещал, что он пройдёт со временем, когда она начнёт общаться с другими носителями языка.

– Поэтому в первые дни не рекомендуют встречаться и разговаривать с такими же обучающимися: чтобы у вас в памяти не осталось неверных интонаций и словосочетаний.

За эти дни Татьяна успела выспросить довольно много. Планета, на которой ее предполагается высадить, называется Астерис. Связь с колонией была утеряна более двухсот лет назад.

– Почему? Ведь вы свободно летаете в космосе?!

– Мы перемещаемся в космосе, но далеко не так свободно, как вы думаете. Последний раз на Астерис земной корабль опускался двести лет назад. По отчетам ученых, уже тогда были заметны серьезные признаки регрессии. А связи – такой, как в ваш век, вроде телефонной или видеосвязи – с планетами никогда и не было.

– Но почему больше не посылали корабли, чтобы узнать, как там живут люди?

– Это неоправданно дорого. Кроме того, последние сто лет для таких полётов просто не выделяли ресурсов, а частные и мелкие суда не ремонтировали. Вы забыли про Некрос, Татьяна. Человечество строило корабли-матки чтобы остаться в живых. На это и были брошены все ресурсы.

Разговоры шли почти всё время, когда Татьяна бодрствовала, и сейчас у неё в голове смешались сотни фактов, разрозненных и не всегда понятных.

– Татьяна, у нас еще будет время на учёбу. А сейчас я советую вам отправится на завтрак в столовую и начать знакомство с вашими спутниками. Следуйте за красной стрелкой...

Глава 5

Одиночество в толпе – странная вещь…

Стрелка привела Татьяну в достаточно большое помещение, стены которого полностью были заняты экранами, изображающими улочки какого-то старого-старого городка. По мощённым булыжником дорожкам и переулкам ходили почти привычно одетые люди: джинсы, рубашки, платья. Люди сидели в кофейнях, выходили из машин, несли покупки и просто прогуливались с детьми. Разница с реальностью была в том, что все эти люди существовали когда-то и не видели Татьяну.

Тем не менее, движение в городке было достаточно бурным, и она даже не сразу поняла, что часть этих кофейных столиков, вынесенных на тротуар, сливается с настоящими, которые находятся именно здесь, в комнате. От неожиданности Татьяна помотала головой и присмотрелась.

Людей в комнате было человек тридцать-сорок, не больше. Вдоль стен, сливаясь с телеизображением, стояли такие же небольшие столы, как и на экранах, за которыми сидели живые люди: члены команды и её будущие знакомые. Иногда – парами, но чаще по одному.

Старые здания вокруг и вдалеке намекали на то, что это какой-то туристический европейский городок, построенный веке этак в пятнадцатом-шестнадцатом. Мило, симпатично, но не слишком приятно после стольких дней одиночества оказалось быть в толпе, большая часть которой, к тому же, – просто изображение.

Стрелка под ногами пропала, и от входа Татьяна шагнула на точную имитацию булыжной мостовой. Чувствуя сквозь туфли неровности улицы, она подошла к одному из столиков, села в плетёное кресло и растерянно оглянулась, не понимая, как раздобыть еду.

Дни, проведённые наедине с Платоном, заставили её возненавидеть кисель во всех видах на долгие годы. Хотелось съесть нормальный кусок мяса с салатом и жареной картошкой, похрустеть огурчиком, ощутить во рту чуть сладковатую мякоть помидора и кислинку чёрного хлеба.

Ни меню на столе, ни официантов, ни даже люка, который хоть что-то подаст. Зато за спиной чужой низкий голос спросил:

– Простите, вы не будете возражать, если я присяду? Пустых мест уже не осталось, – извиняющимся тоном добавил мужчина.

– Садитесь.

Он был молод, не старше семнадцати-восемнадцати лет, высок, широкоплеч и черноволос. Уверенно устроившись напротив Татьяны, представился:

– Константин.

– Татьяна, – она неловко пожала плечами, стесняясь рассмотреть его попристальнее.

Новый знакомый, безусловно, вполне симпатичный на её взгляд, отличался странно усталым выражением лица. Оно добавляло возраста, но яркий солнечный свет, лившийся с потолка, подчёркивал полное отсутствие морщин, подростково-гладкую, чуть смугловатую кожу и несколько тёмных волосинок над верхней губой, которые когда-то превратятся в усы. Пока что это была неряшливая юношеская поросль. Именно поэтому взгляд незнакомца так не вязался с его внешностью.

Люк в столе все-таки открылся, выставив перед ними два комплекта еды. Тарелка с какой-то не слишком густой кашей, на отдельном блюдце – два кубика желе – розовый и зелёный – и, вместо омерзительного кофина – нормальная чашка прекрасно пахнущего чая.

Татьяна с тоской посмотрела на предложенный ей обед и нечаянно подняла глаза на спутника, столкнувшись с ним взглядом. На его лице было написано такое же уныние: он явно рассчитывал на что-то более вкусное. От этого эмоционального совпадения они улыбнулись друг другу, смущённо отводя взгляд, а потом уже осознанно посмотрели в глаза один другому и почему-то рассмеялись.

– Интересно, нам долго придётся есть такую дрянь? – риторически вопросила Татьяна.

– Платон сказал, что ещё около недели, – неожиданно ответил Константин.

– Вы спрашивали у него?! – удивилась она.

– Да. Признаться, я с детства ненавижу кисель… – он так демонстративно передёрнул плечами и сморщил нос, что Татьяна невольно улыбнулась снова.

Несколько мгновений она рассматривала соседа, а потом, набравшись храбрости, спросила:

– Вас в каком году забрали? Ну, я имею в виду – записали…

– В 2021-м, – Константин отвёл глаза, и Татьяне стало неловко за свой вопрос.

Ели они, почти не разговаривая, а поглядывая по сторонам на соседние столики, куда усаживались новые спутники. Мест оказалось ровно столько, чтобы люди садились по двое и трое. За большей частью столов висела неловкая тишина, и соседи сидели, уткнувшись взглядом в свою кашу. Только за одним из столов, где собрались две женщины и один мужчина, шла какая-то оживлённая беседа, в конце которой все трое рассмеялись.

Голод не тётка, и, уже