Миссия в Сараево - Алим Онербекович Тыналин

Мы свернули в переулок, там царила кромещная тьма, никого вокруг. Елена остановилась, повернулась ко мне.

— Не езди, — прошептала она. — Пожалуйста. Придумай причину. Скажи, что заболел, что не успел, что угодно. Но не езди в Сараево.

Я посмотрел на ее лицо в лунном свете. Красивое, испуганное, искреннее.

— Я должен, — сказал я тихо. — Если откажусь, потеряю доверие. И все, ради чего я здесь…

— К черту доверие! — Она схватила меня за лацканы пиджака. — К черту дело! Ты мне важнее! Ты… — Голос сорвался.

Я обнял ее, притянул к себе. Она прижалась, уткнувшись лицом в мою грудь. Плечи вздрагивали.

— Я буду осторожен, — прошептал я ей в волосы. — Обещаю. Я вернусь.

— Ты не знаешь Сараево, — пробормотала она глухо. — Там везде австрийцы. Их контрразведка безжалостна. Урбах… Он чудовище. Он уже убил нескольких наших людей. Просто исчезли. Никаких следов.

Я гладил ее по спине, старадся успокоить, хотя сам чувствовал холодок тревоги.

— У меня есть преимущество. Я действительно журналист. У меня настоящие документы, настоящая статья в газете. Это не легенда, это правда.

— Этого может быть недостаточно.

— Достаточно. Должно быть.

Мы стояли так несколько минут, молча, в темноте переулка. Вокруг только ночной город, далекие голоса, лай собаки где-то вдали.

Потом Елена отстранилась, вытерла глаза тыльной стороной ладони.

— Прости. Я… я не должна была. Это крайне непрофессионально.

— Забудь о профессионализме, — сказал я, касаясь ее щеки. — Хотя бы на минуту.

Она посмотрела на меня долгим взглядом, потом поднялась на носки и поцеловала. Коротко, отчаянно, как будто прощаясь.

Когда она отстранилась, в ее глазах были слезы.

— Вернись, — прошептала она. — Пожалуйста, вернись.

— Вернусь, — пообещал я. — Обязательно вернусь.

Мы молча дошли до ее дома. Расстались коротко поцеловав друг друга, и вскоре Елена уже исчезла в темноте, только тень мелькнула у двери.

Я вернулся к себе без происшествий, поднялся в свою квартиру, запер дверь, задвинул засов. Зажег керосиновую лампу, сел за стол.

За окном начал накрапывать дождь. Капли барабанили по стеклу, размывая огни города в расплывчатые пятна.

Глава 3

Первая встреча

Я не спал всю ночь.

Сидел за столом у окна, керосиновая лампа горела тускло, отбрасывая тени на стены моей комнаты на Дорчоле.

За окном постепенно замолк Белград. Сначала стихли голоса из кафан, потом прошел последний извозчик, потом даже собаки перестали лаять. Только где-то вдалеке бил колокол на Саборной церкви, отсчитывая часы до рассвета.

Передо мной лежал чистый лист бумаги и флакон симпатических чернил, замаскированный под пузырек с одеколоном.

Я начал писать обычное письмо. Почерк ровный, строчки аккуратные. Адресат редакция «Нового времени» в Петербурге. Текст невинный, прошу выслать последние номера газеты, интересуюсь реакцией читателей на мою статью о славянском вопросе, сообщаю о планах написать материал о боснийских землях под австрийской властью.

Каждое слово тщательно подобрано. Если письмо перехватят австрийские или сербские цензоры, они не найдут в нем ничего подозрительного. Обычная деловая переписка корреспондента с редакцией.

Но между строк я писал другое.

Тонкое перо, смоченное в невидимых чернилах. Легкие движения, без нажима, чтобы не оставлять вдавленных следов на бумаге. Крылов учил меня этому в Варшаве, и я практиковался неделю, прежде чем мои тайные послания стали неразличимы.

«Артамонову. Чирич дал задание. Еду в Сараево. Цель заключенный Неделько Чабринович. Официальный запрос на интервью. Проверка или ловушка неясно. Срок три дня. Если не вернусь, провал. Прошу не предпринимать никаких действий до моего возвращения. Соколов».

Коротко. Емко. Никаких лишних деталей. В разведке многословие враг безопасности.

Я дождался, пока чернила высохнут, сложил письмо в конверт, заклеил сургучом. Адрес на конверте тот же, что давал Артамонов при встрече в читальном зале. Почтовый ящик в центре города, проверяемый нашими людьми дважды в день.

Письмо я положил во внутренний карман пиджака. Опущу его утром по дороге на вокзал.

Потом я взял мел, самый обычный белый мел, какие используют школьные учителя. Артамонов объяснил систему условных знаков при нашей первой встрече.

Три вертикальные черточки на условленном месте означали «срочная встреча требуется». Крест «опасность, прекратить контакты». Круг «все в порядке, продолжаем».

Сейчас мне нужно было оставить другой знак. Две параллельные линии с точкой между ними: «Отбытие. Вернусь в срок».

Я убрал мел в карман жилета. Место для знака фонарный столб на углу улицы Краля Петра и Французской, в двух кварталах от читального зала. Артамонов проходит мимо него каждый день по дороге в посольство. Увидит, поймет.

Часы на стене показывали половину пятого утра. До отхода поезда оставалось два с половиной часа.

Я встал, подошел к умывальнику, плеснул холодной водой в лицо. Посмотрел на свое отражение в маленьком зеркале над тазом. Бледное лицо, серо-голубые глаза, светло-русые волосы. Александр Соколов, журналист. Спокойный, вежливый, безобидный.

Я оделся. Белая рубашка с жестким воротничком, темный галстук, жилет, темно-серый костюм. Проверил документы: паспорт на имя Соколова, журналистское удостоверение от «Нового времени», вырезка со статьей о славянском единстве. Все на месте.

В портфеле блокнот для записей, несколько чистых листов бумаги, два заточенных карандаша, экземпляр «Нового времени» за прошлую неделю. Образ корреспондента должен быть безупречен.

Деньги я разделил на три части. Основную сумму спрятал в потайной кармашек, зашитый в подкладку пиджака, там австрийские жандармы вряд ли станут искать. Среднюю сумму положил в бумажник в нагрудном кармане, ее можно показать при проверке, она не вызовет подозрений. Мелочь оставил в кармане брюк для мелких расходов.

Револьвер остался дома. Везти оружие через границу в Боснию это самоубийство. При малейшей проверке меня арестуют как шпиона или террориста. Оружие бесполезно, когда ты один против австрийской жандармерии.

Я запер дверь квартиры, спустился по скрипучей лестнице на улицу.

Белград просыпался. Рассвет окрасил небо серо-розовыми полосами. Первые извозчики выезжали на улицы. Где-то открывалась булочная, запах свежего хлеба смешивался с запахом конского навоза и речной сырости. Летнее утро, прохладное, обещающее жару к полудню.

Я шел быстрым, но не торопливым шагом. Привлекать внимание нельзя. Обычный господин, спешащий по делам.

На углу Краля Петра и Французской я остановился, будто бы поправляя шнурок на ботинке. Вокруг никого. Торговец газетами только разворачивал свой лоток в тридцати шагах, спиной ко мне.

Я достал мел, быстро нарисовал на фонарном столбе две параллельные линии с точкой между ними. Движение заняло три секунды. Спрятал мел обратно в карман, выпрямился, пошел дальше.

Знак оставлен. Артамонов узнает.

Почтовое отделение на Теразиях открывалось в шесть утра. Я опустил письмо в ящик для корреспонденции в столицу, наблюдая, как конверт