Миссия в Сараево - Алим Онербекович Тыналин

Теперь я один.

Вокзал встретил суетой и паром. Черный дым валил из труб двух паровозов, готовых к отправлению. Грузчики катили тележки с багажом. Пассажиры толпились у билетных касс. Жандармы в зеленых мундирах патрулировали перроны.

Я купил билет второго класса до Сараево. Первый класс привлек бы внимание, третий не соответствовал образу столичного корреспондента. Второй класс золотая середина. Мелкие чиновники, торговцы, учителя, журналисты.

Билет стоил двенадцать динаров. Я протянул купюру, получил сдачу и билет с надпечаткой: «Белград-Сараево, 6 мая 1914 года, отправление 7:00».

У входа на платформу стоял жандарм, проверявший документы. Молодой, с усами, напоминающими щеточку. Он взял мой билет, бросил беглый взгляд на паспорт.

— Русский? — спросил он по-сербски с заметным акцентом. Серб, служащий в австрийской жандармерии. Таких здесь немало, служба позволяет получать неплохое жалование.

— Да, — ответил я спокойно. — Корреспондент из Петербурга.

— Зачем в Сараево?

— Статья о Боснии. Достопримечательности, культура, жизнь под австрийской администрацией.

Жандарм смерил меня подозрительным взглядом, но вернул документы. Пропустил на платформу.

Я нашел свой вагон, второй класс, четвертый от паровоза. Поднялся по железным ступенькам, прошел по узкому коридору мимо купе.

Мое место было в третьем купе, у окна. В купе уже сидели двое, пожилая женщина в черном платке и мужчина лет сорока в добротном сером костюме, с портфелем на коленях. Торговец или мелкий чиновник.

Я поздоровался, убрал портфель на верхнюю полку, сел у окна напротив женщины.

Она молчала, глядя в окно. Лицо усталое, морщинистое, в глазах тихая скорбь. Возможно, ехала к родственникам в Боснию.

Торговец кивнул мне, открыл газету «Политика». Заголовок на первой полосе: «Австрийские власти усиливают репрессии в Сараево после убийства гауптмана Шульца».

— Неспокойно на Балканах, — заметил торговец, не поднимая глаз от газеты. — То одно, то другое. Убийства, аресты. Скоро совсем взорвется.

Я промолчал. В поездах не стоит вступать в политические дискуссии. Любой попутчик может оказаться осведомителем.

Паровоз дал протяжный гудок. Вагон дернулся, медленно тронулся. За окном поплыли перроны, здания вокзала, крыши Белграда.

Мы выехали из города. Пошли сербские поля, холмы, редкие деревни. Солнце поднималось выше, лучи били в окно, заставляя щуриться.

Торговец читал газету. Женщина дремала, покачиваясь в такт движению поезда. Я смотрел в окно, но видел не пейзаж, а карту Боснии перед глазами.

Поезд набирал скорость, стуча колесами по рельсам. Монотонный, убаюкивающий ритм. Я закрыл глаза, но не спал. Просто ждал.

Когда открыл глаза, пейзаж за окном сменился. Сербские равнины сменились холмами, холмы становились выше, вдали проступали горные хребты. Июнь одел землю в яркую зелень, солнце поднималось выше, обещая жару к полудню.

Торговец напротив развернул газету «Политика» и углубился в чтение. Пожилая женщина дремала, покачиваясь в такт движению состава. Я смотрел в окно, не фокусируясь на деталях пейзажа.

Через полчаса поезд начал замедляться. За окном показались строения станции. Табличка на платформе, «Добој» первая остановка в Боснии.

— Уже Босния, — заметил торговец, откладывая газету. — Быстро едем.

Поезд остановился. На платформе сновали носильщики, торговцы с лотками предлагали воду, фрукты, горячие пирожки. Австрийские жандармы патрулировали перрон парами.

В наше купе никто не заходил. Через десять минут поезд снова тронулся.

Торговец достал из портфеля бутерброды, завернутые в бумагу, предложил мне.

— Не откажетесь? Жена готовила, всегда кладет слишком много. Один не осилю.

— Благодарю.

Я взял бутерброд. Хлеб свежий, ветчина нарезана толстыми ломтями. Ел медленно, методично.

Торговец жевал, запивая вином из фляги, потом заговорил:

— Вы в Сараево впервые?

— Впервые.

— Красивый город. Восток и Запад вместе. Мечети рядом с католическими церквями. Турецкие кварталы и австрийские проспекты. Но напряженно там сейчас. После того убийства.

— Какого убийства?

— Гауптмана Шульца. Австрийский офицер. Его застрелил серб, Чабринович. Говорят, террорист из «Младой Босны». Австрийцы арестовали его брата, Неделько. Теперь держат в тюрьме. — Торговец покачал головой. — Плохое дело. Убийства порождают убийства. Сейчас австрийцы схватят десятерых сербов, завтра сербы убьют еще одного австрийца. Так до войны недалеко.

— Вы думаете, будет война?

— Не знаю. — Он отпил из фляги. — Но в Сараево жандармов вдвое больше, чем месяц назад. Проверяют всех подряд. Каждого серба подозревают в терроризме. Вам, русскому, будет проще. Русских австрийцы побаиваются. Не хотят портить отношения с Петербургом. Но все равно будьте осторожны.

Я кивнул.

Торговец убрал остатки еды обратно в портфель, снова развернул газету. Я продолжал смотреть в окно.

Поезд шел дальше. Станции мелькали одна за другой: Маглай, Зеница, небольшие городки с австрийскими флагами над административными зданиями. Везде жандармы, везде напряженные лица местных жителей.

Женщина напротив проснулась, перекрестилась, посмотрела в окно. Губы шевелились беззвучно, читала молитву. Лицо печальное, глаза красные. Возможно, едет к кому-то из родных. Возможно, хоронить.

Я не спрашивал.

После полудня поезд замедлился снова. На этот раз остановка длиннее. Станция Високо. Австрийские пограничники поднялись в вагоны.

Торговец вздохнул:

— Опять проверка. Третья за день. Совсем озверели.

Дверь купе открылась. Вошел жандарм, молодой, с аккуратными усиками, взгляд бдительный, но без злобы.

— Документы, господа, — сказал он по-немецки.

Торговец первым протянул паспорт. Жандарм проверил, кивнул, вернул.

Женщина дала свой паспорт дрожащими руками. Жандарм открыл, прочитал, взглянул на нее.

— Еде́те в Сараево к сыну? — спросил он мягче, по-сербски.

— Да, господин жандарм. Навестить.

— Понятно. Проезжайте.

Он вернул ей документ, повернулся ко мне.

Я протянул паспорт и журналистское удостоверение. Жандарм взял, открыл паспорт, посмотрел на фотографию, потом на меня.

— Русский корреспондент?

— Да.

— Цель визита в Сараево?

— Статья о Боснии. Культура, архитектура, повседневная жизнь.

Он перелистнул паспорт, проверил печати, изучил удостоверение. Потом вернул.

— Хорошо. Приятного путешествия.

Все. Никаких дополнительных вопросов, никакой подозрительности. Проверка заняла меньше минуты.

Жандарм вышел из купе, дверь закрылась. Поезд тронулся.

Торговец усмехнулся:

— Видите? Вам повезло. Русский паспорт творит чудеса. Меня проверяют пять минут каждый раз.

Я промолчал. Действительно странно. Ожидал большего подозрения, более тщательной проверки.

После убийства австрийского офицера контроль должен был ужесточиться. Но жандарм даже не спросил, где остановлюсь, с кем планирую встречаться.

Слишком легко.

Торговец снова углубился в газету. Женщина опять задремала. Я продолжал смотреть в окно, но мысли ушли далеко.

Либо мне действительно повезло. Либо австрийцы не считают русского журналиста угрозой. Либо они уже знают о моем прибытии и решили не препятствовать. Последний вариант самый тревожный.

Но размышления бесполезны без фактов. Нужно ждать.

Поезд шел через горы. Тоннели сменялись мостами над ущельями, склоны покрыты густым лесом. Красивый край. Суровый, но красивый.

Через два часа показалась долина. Широкая, зеленая, с рекой Миляцкой, петляющей серебряной лентой. За рекой город. Белые минареты поднимались к