Призыватель нулевого ранга. Том 9 - Дмитрий Валерьевич Дубов

стоял и не сопротивлялся, я вновь рушил его логику. И он никак не мог понять, что делать с этим не укладывающимся в его картину мира созданием, проткнувшим себе шею клинком, стоящим с текущей из горла кровью и при этом улыбающимся холодной улыбкой.

Мол, что выкусил?

Монстр снова замер. Всё-таки он понял: основная битва происходит уже не здесь, не в материальном мире. Она происходит внутри него, в сфере разума, логики и воздействия.

Я же сообразил, что именно мне нужно искать. Если говорить аналогиями, мне нужен был пульт управления. То самое место, откуда расходятся все команды и сигналы по разуму этого создания. Я должен был перехватить это управление.

Растекаясь всё дальше и дальше, захватывая новые витки нейронных пучков, перехватывая импульсы, я наконец понял, откуда исходит всё руководство этим монстром.

И проник туда.

Полагаю, что никто, даже создатели этой твари, никогда не задумывались о том, что кто-то сможет проникнуть внутрь, вскрыть их защиту и хотя бы частично взять под контроль действия их монстра. Поэтому и защиты, собственно, практически никакой не было.

А я оказался в самом сердце этого проекта или существа, уж не знаю, как именно это обозначить. Здесь было всё достаточно спутано: линии различных монстров переплетались, иногда запутывались между собой.

Я видел то, что было вытянуто из головы Асакуры, из головы Йонира, видел то, что представляли себе все остальные — тот же Рик. Но это уже было не столь важно.

Главным для меня сейчас были мои монстры.

— Стоп, — пробасил Болотник, — моими усилиями? А что здесь делает этот человечишка? Старр?

А рогатого с порталом я натравил на мохнатого с длиннющими лапищами. А затем всех остальных друг на друга. Псевдомонстры, вытащенные из моей головы, благодаря мне начали ругаться и ссориться внутри монстра, который их и вытащил. Они начали бить друг друга, убивать, унижать, растаптывать.

Так это выглядело для меня. А по сути, я просто внёс хаос в систему управления монстром. Я разобщил его детали. Теперь вместо того чтобы работать как единый организм, они стали нападать друг на друга.

Есть у людей такое заболевание, когда иммунитет принимает собственные клетки за врагов. Вот что-то подобное происходило сейчас и с монстром.

— Уходим? — поинтересовался у меня Роб.

Полагаю, что очень и очень многое из того, что мне удалось сделать, я сделал благодаря ему. Впрочем, может быть, это и не так, в конце концов, энергетические узлы и связи я начал видеть уже довольно давно.

И вот, после того как эта операционная система, это сознание монстра стало пожирать само себя, и части его восстали друг против друга, монстр понял, что может проиграть.

И в этот момент он не нашёл ничего лучше, как опять ринуться на меня в реальном пространстве. Вот только при этом его уже нехило так колбасило. Да, физические возможности у него всё ещё оставались. Он мог оторвать мне голову, разорвать меня пополам, сжевать, растереть в фарш. Вот только… мог ли?

Физически — возможно. Но когда он схватил меня, чтобы уничтожить и растерзать, он вдруг получил ещё один и на этот раз уже последний слом логики.

Он не мог меня убить. Я же был частью него самого. Он не мог убить… себя. Это не было заложено в его программе. И поэтому он ничего не смог мне сделать.

Физически я стоял прямо внутри вихря, образованного различными силами монстра. Но он не мог причинить мне никакого вреда. Вообще.

Я стал для него неприкасаемым. Потому что был частью него самого.

Логические парадоксы кромсали его не хуже, чем монстры, вынутые из моего сознания.

— Ну что ж, дружище, давай, давай. Уничтожай сам себя. У тебя это отлично получается, — подбадривал я его. — Ты на правильном пути. Ещё немного — и тебе каюк.

— Но тогда погибнёшь и ты! — выкрикнул монстр. — Ты не можешь желать моей смерти, потому что…

Я отключился. Я не хотел его больше слушать. Не хотел отвечать. Я хотел только одного, — чтобы он самоуничтожился.

И в этот момент монстр предпринял последнюю отчаянную попытку. Уже даже не уничтожить меня, а просто выжить. Он стал вихрем, как в реальности, так и в той части своего сознания, где сейчас находились мы. Он попытался выплюнуть всех чужих монстров, исторгнуть их из себя и удрать.

Но я не давал ему этого сделать. Я крепко держался в собственном теле и одновременно с этим, через энергетические нити разросся в нём. Я держал его. Я ждал, пока он рассыплется в прах.

Несколько минут длилось это сумасшедшее, безмолвное сражение, когда каждый стоял на своём. Монстр пытался исчезнуть. А я держал. Он вырывался, а я держал.

И потом я понял, что сила его начинала иссякать.

Он дёрнулся ещё несколько раз и стал распадаться на куски. Отдельные энергетические узелки, завитки, обрывки нитей. Он рвался, как старый пододеяльник. Исчезал, словно информация в чёрной дыре.

И когда он уже сам понял, что обречён, он вдруг сказал:

— Ты… не влезаешь в логику.

— А я и не должен, — ответил я. — Я же баг в твоём коде.

Я думал, что на этом наша битва закончена.

Но, приложив какое-то невероятное усилие, монстр ответил мне, причём уже где-то в самой глубине моего сознания. Он прошептал:

— Коллапсар исправит это. Он уже идёт за тобой.

И затем практически сразу всё закончилось.

Как мне потом рассказывал Йонир, со стороны всё выглядело так, словно сотня монстров сожрала меня. Затем начала разбухать, ругаться друг с другом, биться и убивать друг друга. Потом она стала сдуваться, закрутилась смерчем и рассыпалась на куски.

И всё исчезло.

А на том месте, где это происходило, как ни в чём не бывало, стоял я с мечом в горле.

— Ты победил, — сказал мне Роб.

Его слова словно стали спусковым крючком. Я вытащил меч из горла и тут же упал на пол, захлёбываясь кровью.

Регенерации потребовалось некоторое время, чтобы привести меня в норму. Может быть, пять, семь, десять секунд. Они были самыми отвратительными в моей жизни. Потому что сейчас не было времени на подобные слабости.

Я вскочил, невзирая на то, что зарастающее место невыносимо чесалось, и бросился к Асакуре. По пути подхватил выпавшую из монстра сферу.

Воительница выглядела очень плохо. Да, вокруг неё уже собрались все, но никто не мог ничего сделать. Она почти не