Шерстяная «сказка» - Кира Страйк

сделать практически невозможно. То, что вы избегаете многолюдных собраний, частных визитов и даже броской одежды не спасает вас от пристального интереса местного общества. И тем не менее, о вашем прошлом никто так ничего и не знает достоверно. Единственный, кому, я полагаю, удалось заглянуть в вашу тайну – граф де Марье. Иначе даже не представляю, что побудило бы его пригласить вас на своё торжество. Вас бы там не было. И я, кстати, сейчас бы с вами, возможно, не разговаривала – меня бы уже в принципе могло не стать. Ральф мог и не успеть. Но я повторяю свой вопрос: Андрэ, кто вы такой?

- Ну вот. А вы ещё обвиняли меня в необоснованной лести, когда я воздавал должное вашей проницательности.

- Я вас прошу, не уходите от ответа. – мои плечи устало опустились. Что-то выдохлась маленько от всех этих дебатов.

- Не просите. Простите меня. Об этом я смог бы рассказать только своей жене.

- Это шантаж? – я приподняла на него бровь.

- Ничуть. Истинная правда. Но в чём я всем святым готов поклясться - в моём прошлом нет ничего такого, чего я мог бы устыдиться. Что могло бы вызвать ваше разочарование.

Мы оба немного помолчали, прежде чем барон снова заговорил:

- Корин, мне очень, очень жаль, что всё получилось так нескладно. Что обстоятельства украли у нас то чудесное время, которое счастливые пары посвящают узнаванию друг друга. Лишили меня возможности окружить вас должным вниманием, чтобы заслужить вашу благосклонность достойным ухаживанием, а не заставлять вас чувствовать себя...

- Припёртой к стенке?

- Да. Но я этим обстоятельствам от души благодарен.

- И почему же?

- Они открыли мне моё сердце до конца. Знаете, что касается того, что случилось у графа… На самом деле, я просто жутко испугался, это правда… страшно испугался, что могу вас потерять. – как-то так просто, так бесхитростно произнёс барон, что мурашки пронеслись по спине и взъерошили затылок.

- Честно признаться, я теперь чертовски волнуюсь, что вы мне откажете. – обезоруживающе добавил он и уставился в какую-то точку в траве.

- Откажу и добровольно приму клеймо изгоя, нарушившего все принятые в обществе правила?

- Однажды вы уже сделали это – пошли против воли семьи и пресловутых норм. Не думаю, что, если я вам неприятен, вашей решимости не хватит и на этот раз.

- Андрэ… - я больше не сомневалась в верности решения, теплом окутавшего моё сердце.

- Да?

- А невесте можно рассказать о том, кто вы такой? Ну, невеста же - это почти жена? А то ведь, боюсь, что до свадьбы не дотяну – лопну от любопытства.

42

- Невесте? – Андрэ как сидел на лавке боком ко мне, так как-то весь подобрался и застыл изваянием. – Я не ослышался?

- Нет. – меня вдруг охватило чувство такого беззаботного, такого ясного счастья, что… вам бы всем, добрым людям, желаю. С души словно спали пудовые крепы, и всё вокруг стало простым и светлым, а главное, понятным. И солнце стало ярче, и трава зеленее. И задышалось легко-легко.

Что там общественные условности – воробьиный чих, по сравнению с нашими внутренними запретами. Побороть чужое мнение, имея хоть сколько-нибудь характера и веры в свою правоту – не такое великое геройство. Другое дело – одолеть себя. Ведь каждый из нас всю свою жизнь изобретательно придумывает на свою голову (и не только голову, и не только свою) приключения, а потом создаёт и ответственно несёт в себе свои собственные табу. Стереотипы, взрощенные былыми страхами, ошибками и осторожностью, набитой тумаками судьбы. Всё-то у нас там тщательно взвешено и измерено. Всё-то разложено по полкам и намертво к ним прибито.

И это не так уж плохо, даже замечательно. Но иногда очень удлиняет и усложняет дорогу к счастью.

Да всё я хотела: и любить, и верить, и замуж тоже. И Андрэ мне откровенно нравился. Просто оно же всё время что-то кажется… то неправильным, то поспешным, преждевременным. А вдруг ошибёсси, а ну как снова больно будет? Да и… куда девать память о своём настоящем возрасте? Вроде как неловко в семьдесят лет размышлять о делах амурных. Да? А вот и нет. Нет.

Я сейчас слышала своё сердце и верила, что оно не обманулось. А и, даже если так - всё равно ни о чём не жалела и ничего не боялась.

- Корин?.. – мой теперь уже, получается, жених вытянулся предо мной.

- Господин барон, я официально даю согласие на ваше предложение. Вот вам - моя рука. – я протянула пальчики и поднялась ему навстречу.

- Корин, обещаю вам… я обещаю… Это сердце отныне и навсегда будет биться только для вас. – он принял мою ладонь и бережно приложил к своей груди. Ох, и ухало у него там.

- Я верю вам. – негромко сказала я, и тут как-то совсем невовремя краешек моего глаза случайно зацепился за фасад дома. Точнее, за его окна.

Ребята, я не могла сдержаться. Я прыснула так, что, кажется, порушила всю хрупкую возвышенность момента.

- Андрэ, вы только посмотрите на наших соглядатаев. – в ответ на законное недоумение жениха, я указала в сторону дома. Кажется, в нём не осталось ни одного окошка, не занятого чьим-либо любопытным носом, влипшим в стекло. Все жители имения, включая конюхов и поварят, побросали дела и увлечённо наблюдали за нами. Поди, и ставки там меж собой делали, чем дело закончится.

А Ральф и Кристи, заметив мою ладонь в руках барона, ещё и перекрестились. Почти синхронно: он – в гостиной, она – в столовой.

Спустя секунду мы с Андрэ хохотали уже вдвоём.

Он нежно поцеловал мои пальцы, уверенно, я бы даже сказала, почти по-хозяйски уложил их себе на локоть и неторопливо повёл к дому.

И то верно, пора, пока у брата там разрыв сердца не случился.

- Андрэ… - я внезапно вспомнила про ещё одну маленькую недоговорённость, которую в пылу разбушевавшихся эмоций абсолютно упустила из виду, - А что вы там говорили про ваши угрызения совести? Хотелось бы узнать подробней.

- Знаете, Корин, - мой спутник замедлил шаг и почти остановился, - ещё тогда в моём доме, когда рассказал вам с Ральфом о своих злоключениях, я никак не мог придумать, что мне делать. Моё положение нынче неопределённо. В таких обстоятельствах