Меченый. Том 5. Линия разлома - Андрей Николаевич Савинков

Наблюдатели также отмечают политическую активность Мейдоффа: финансист стал одним из крупнейших доноров предвыборного штаба лидера президентской гонки Майкла Дукакиса, направив в поддержку кампании более 10 миллионов долларов. По мнению политических обозревателей, это может свидетельствовать о подготовке к масштабной экспансии фонда в случае победы Дукакиса на выборах в ноябре.

Так или иначе, Бернард Мейдофф, сумевший объединить финансовую проницательность с технологическим чутьём, вновь доказал, что в эпоху цифровой экономики главное богатство — не нефть и не золото, а информация и скорость её использования.

— О! — Я вытащил из корзинки с «входящими» очередной документ. Это оказался «квиток» по зарплате за предыдущий месяц. В кассу я как генсек все же не ходил, мне деньги сразу на счет в сберкассе зачисляли, но бухгалтерия есть бухгалтерия, поэтому бумажку с расчетом зарплаты все равно приносили и просили расписаться. Ну а как же, коммунизм — это же учет и контроль. — А вот и налоги подъехали.

В расчетном листке было черным по белому отмечено, что у меня из оклада удерживается не 13% НДФЛ, а 17. Тут нужно сделать отступление и немного рассказать о налоговой системе СССР.

Основным налогом у нас был налог с оборота предприятий, и для того, чтобы понять, как он работает, нужно было иметь реально, как говорила моя бабушка, не голову, а Дом Советов. Там было несколько методов расчета, в твердых ценах и в процентах, но если совсем упрощать, то налог этот был фактически изъятием торговой маржи. Единица товара поступила по оптовой цене в рубль, продали за два, рубль перечислили в бюджет. Тут государство работало как одна большая корпорация, и единственное, что я не мог глобально понять, — почему процесс перечисления дохода от торговых операций в бюджет назывался налогообложением.

Вторым масштабным источником пополнения казны был налог с предприятий за право пользоваться основными фондами. Тут тоже все было очень сложно и запутано, кто-то платил 3%, кто-то — 6%, а, например, высокорентабельные предприятия нефтяной и газовой отрасли — 11% в год. Плюс часть из этих денег — обычно что-то в районе трети — шла в республиканские бюджеты.

Ну а третьим большим налогом у нас был НДФЛ, или, как его называли тут, — налог на доходы граждан. И вот тут с 1 февраля 1988 года произошли изменения. Раньше установленная еще в 1984 году дифференциация выглядела так — до 70 рублей вообще налога нет, от 70 до 100 там по хитрой схеме взималась конкретная сумма от 25 копеек до 8 рублей, а после 100 рублей ко всем зарплатам применялась одна ставка — 13%. При том, что средняя зарплата у нас на начало 1988 года уже доросла до 220 рублей, выглядит как-то не очень справедливо.

Теперь ставки скорректировали и унифицировали, привязав их к средней зарплате в стране, показатель которой стал таким себе расчетным макрофинансовым показателем. Новые налоговые правила фиксировали следующее положение дел:

ЗП меньше 50% от средней по стране вообще не облагалась налогами. Те, кто получал от половины средней зарплаты до собственно тех самых 220 рублей, отчисляли по 9%. Те, кто получал до ×2 от средней зарплаты — 15%, до ×4 — 17%, а заработки свыше ×4 — да были в СССР и такие, причем немало — шли по общей налоговой ставке в 19%. Отдельно облагались налогом всякие авторские отчисления и отдельно — заработки от индивидуальной трудовой деятельности.

Но даже не это было главным. У нас наконец-то появились полноценные налоговые органы, а с ними еще государственная служба по борьбе с экономическими и налоговыми преступлениями. Налоговая полиция, короче говоря, в которую из МВД передали ОБХСС и соответствующие полномочия. Я тут продолжал свой принципиальный курс на разукрупнение силовых органов и после деребана КГБ вновь обратил внимание на второго нашего монстра — Министерство внутренних дел.

— Товарищ генеральный секретарь, к вам товарищи на совещание по экономическим вопросам, — ожил селектор, напоминая, что работа, к сожалению, сама себя не сделает.

Я бросил взгляд на часы — одиннадцать утра. Тяжело вздохнул — у нас сегодня предполагалось совещание по подведению итогов 1987 года, что означало выслушивание очень долгих и очень нудных отчетов на заданную тему — и ответил.

— Пускай.

Ну что сказать? Жаловаться в плане экономических показателей нам было не на что. С учетом всех вложений, в том числе и валютных — как в виде покупки оборудования на те самые нефтедоллары, так и инвестиций в советские СЭЗ — экономика СССР в 1987 году выросла на приличных 4,8% против 3,2% годом ранее и 2,9% в 1985 году. Опять же сложно сказать, насколько такие цифры были реальны, а не надуты, но даже сама динамика — последний раз 4,8% у нас было в конце 1970-х, что само по себе уже о многом говорит — радовала.

Что тут сыграло? Для этого нужно было взять другую сводку — по количеству незавершенных объектов капитального строительства. Выйдя на пик в 1985 году с рекордными 79% объема незавершенного капитального строительства по отношению к объему капитальных вложений, график медленно, со скрипом, но пошел вниз. 1987 год дал нам 74%. Что это значит? Это значит, что строящиеся фабрики, заводы, объекты инфраструктуры и т.д. не зависают недостроем, а оперативно начинают работать и генерировать народное богатство. Это значит, планы выполняются, значит, сама система управления оздоравливается, напомню, что в моей истории в самом конце существования СССР данный показатель перевалил за 100%. То есть в моменте недостроем было больше годового объема бюджетных вложений в капстроительство. Сотни миллиардов рублей, учитывая долю этой статьи в бюджетных расходах.

Жилья построили в 1988 году 148 миллионов квадратных метров, что было очередным рекордом и, считай, на 16 миллионов больше, чем в иной истории. В следующем году строители обещали выйти на 170 миллионов, а к концу пятилетки на 200, как и закладывалось в план.

Из 148 миллионов квадратов 11 миллионов пришлось на кооперативы и еще 14 миллионов были предназначены под свободную продажу населению. Ну как «были предназначены»? Уже, собственно, продались, продажа недвижимости оставалась у нас вместе с искусственной инфляцией главными драйверами сокращения лишней денежной массы у населения. Пока мы работали в «оперативный ноль»: в относительных числах — в абсолютных, понятное дело, он рос благодаря инфляции — неудовлетворенный спрос населения фактически застыл на месте. Вернее, даже чуть упал, но я все же мысленно