Тайга - Лина Кэрл

Я много болтала с Василием о смысле жизни, важности предназначения, оборотнях, вожаке… Марк редко присутствовал на тренировках, а если такое и случалось, молча наблюдал со стороны. Иногда хвалил, подбадривал или разочарованно качал головой. Мы почти перестали спорить, все чаще смеялись, когда обсуждали что-то. Я пыталась сдерживать негативные эмоции, а он старался не навязываться и не давить, если с чем-то был не согласен. В последнюю неделю вообще исчез из поля зрения, и лишь тогда я поймала себя на мысли, что постоянно думаю о нем. В каждом фильме и песне о любви я видела себя с Марком. Будто их специально написали для нас! Мне часто вспоминался вечер, когда Марк спас меня от бандитов. Перед глазами всплывали его губы на моих кровавых ладонях, тревожный взгляд возле кровати с балдахином, объятия в раздевалке, аромат тела, надменное лицо, задумчивость, улыбка… Я вспоминала и еще… очень скучала.

Но это неправильно и безрассудно! Я не должна, а все равно скучала. Сердцу нужно меньше времени, чтобы принять то, от чего отказывается разум. Пытаясь выйти из наваждения, я умоляла сознание открыть эпизоды, которые помогли бы забыть самовлюбленного и жестокого оборотня. Но ни случай в ресторане, ни угрозы Димке, ни усиленные занятия на тренировках не могли вычеркнуть Марка из памяти. Я скучала, когда просыпалась, слушала учителей, грустила о родителях. Когда, прильнув к подушке и стесняясь собственных мыслей, мечтала о нем. И даже когда решилась впервые после трагедии войти в свою квартиру, я тоже скучала.

…Оставив охранников в подъезде и повернув ключ в замочной скважине, я с замиранием сердца вошла в любимый дом. Несколько недель мне было страшно перешагнуть порог квартиры, где уже не зазвучит голос родителей. Где не увижу семью за ужином, не поцелую маму, не прижмусь к отцу. Они больше не обнимут, не подставят плечо. Я больше никогда не буду счастлива в этом уютном семейном гнездышке…

Вот я машинально щелкнула выключателем справа от двери и, словно по молчаливой команде, повесила пуховик на вешалку. Медленно и неуверенно подошла к большой фотографии в белой рамке на стене. На снимке наша семья улыбалась: мама, папа, Катя и я смешно сморщили лоб и растянули губы, когда заметили, что фотограф стукнулся головой о камеру.

Я сняла со стены фоторамку и крепко прижала ее к груди. Казалось, в горле что-то застряло и мешает дышать. Волнение сковало ноги, и, медленно опустившись на колени, я положила снимок на пол.

— Простите, простите… мне так вас не хватает… — В висках отчетливо пульсировала кровь и сердце разрывалось на острые щепки. Ковер в нашем коридоре мягкий, пушистый. Он, будто отец, обнял мои руки, плечи, голову. — Я так вас люблю…

В эту минуту мне показалось, что кто-то погладил мои волосы. Ощущение повторилось, и я открыла глаза.

— Ты не виновата, — чуть слышно промолвил Марк, сидя рядом. Он смотрел на меня взглядом, полным сострадания. — И ты права: если бы не мой приказ убить вас с Азаровым, ничего этого не случилось бы. Не уверен, что сможешь простить, но я должен извиниться. Возможно, оказавшись вдали от города, смогла бы стать счастливой. Ты многое пережила, прости… Не знаю, является ли моя любовь оправданием, но сейчас ты в опасности. Можешь ненавидеть, но тебе нельзя оставаться без моей защиты. Обещаю сделать твою жизнь спокойной, все для этого сделаю.

Пока он говорил, слезы на моем лице высохли, и теперь только мысли о нем владели рассудком. Он извиняется, переживает. Может ли это быть правдой? Разве способна Морозова вызывать такие эмоции у опытного серьезного мужчины? Марк безупречно сложен, привлекателен, умен, щедр… Он бывает жестоким, вспыльчивым, но вместе с тем ему не чуждо сострадание, забота… Скорее всего, его слова вызваны желанием успокоить внучатую племянницу Ангелики, которую он любит до сих пор. А я лишь тень, слабый отголосок прекрасной сильной женщины. И к своему сожалению, понимаю, что никогда не смогу зажечь в его сердце огонь. Хотя сознаю: в моем он уже горит.

Марк взял меня на руки, прошел в зал, осторожно положил на диван и сел на пол. Сейчас, когда его лицо было так близко, а запах сводил с ума, мне очень захотелось прикоснуться к нему, прижаться и никогда не отпускать. Если бы он только знал, как я нуждаюсь в нем, как скучаю и волнуюсь от взгляда светло-карих глаз, сразу бы догадался, что давно прощен. Но сказать о своих чувствах не решусь. Хотя, если груз вины действительно тяготит сильные плечи, постараюсь освободить его от воображаемой ответственности. Не хочу нести в его жизнь страдания.

— Марк… — (Надо же?! Как приятно произносить его имя.) — У меня нет ненависти к тебе. Мы оба не виноваты, просто так вышло.

Он покачал головой, пытаясь возразить, но я не дала ему высказаться.

— Не надо считать себя ответственным за все, что со мной случилось. Возможно, благодаря именно тебе я стану той, кем должна стать. Я не хочу прекращать тренировки и действительно боюсь оставаться без твоей защиты.

— Милана, своей добротой ты вгоняешь меня в краску. Если так и дальше пойдет, скоро любой сможет раздавить влюбленного оборотня, словно мелкую букашку, — пошутил Марк, буравя меня взглядом. На его губах блуждала улыбка, но во взгляде сквозило напряжение.

— У букашек тоже есть душа, — я вспомнила о Василии, — они знают много пословиц и умеют разговаривать. Они помогают, подсказывают, переживают и радуются, как мы…

— Ну вот опять — добра и бесподобна.

Я наигранно зевнула, чтобы избавиться от желания броситься ему на шею. Марк поправил маленькую подушечку под моей головой.

— Не знала, что умеешь поправлять подушки, — улыбнулась я. — Мне казалось, что ты не обращаешь внимания ни на кого, кроме себя. Только не обижайся…

Марк хитро прищурился и рассмеялся. Потом насупился как ребенок и, искажая голос, протянул:

— Не видать тебе глазуньи на завтрак! Нет тебе прощения! — Он легко дунул мне в лицо, всколыхнув челку, и продолжил обычным голосом: — Ты права. Я ненавидел всех. После того как потерял Лику, злился на себя, на людей, на то, что они смертны, на жизнь, которая утратила смысл. Я убеждал, что у меня есть все, о чем можно мечтать! Но не хватало главного… Того, ради кого стоит жить, кто подарил бы смысл существования. И знаешь, в тот момент, когда кажется, что смысл и радость навсегда утрачены, они тебя сами