Похоронное бюро «Хэйзел и Смит». Египетский переполох - Мария Сергеевна Руднева

Анкх холодил ладонь.

На мгновение я почувствовал обращенные на себя хищные взгляды – каждый видел, что анкх у меня, и каждый желал его заполучить. И единственная истина, открывшаяся мне в тот момент, была проста и понятна: я не должен отдавать анкх никому. Пока не будет остановлен фараон, пока не прервется ритуал и опасность перестанет угрожать всему миру.

Виски пронзила острая боль. Грань между жизнью и смертью, миром живых и потусторонним, стерлась в этот момент. Оставался только я и ритуальный ключ, который я не имел права выпустить из рук.

Джейсон Коул оттолкнул Виктора и поднялся на ноги. Холден скорчился от боли, прижимая руки к простреленному животу. А Коула перехватил Валентайн, мешая ему идти. Инспектор Браун вскинул руку с пистолетом:

– Всем стоять! Работает Скотленд-Ярд!

Коул только рассмеялся.

– Толку от вас, жалкие полицейские! Что, у вас есть ордер на арест фараона?

– У меня ордер на ваш арест, мистер Коул!

Пока они препирались, Майерс дорисовывал ритуальный круг. По его быстрому взгляду я понял, что нужно – заманить к нему фараона.

Однако мумия двигаться в ловушку не спешила.

Вместо этого фараон медленно, как прилив, как неизбежность, шел ко мне. Каждый его шаг отдавался дрожью в дубовых досках пола и в духовном отражении мира. Каждый его шаг был для меня словно удар.

Я едва мог стоять на коленях, о том, чтобы подняться и бежать, и речи не шло. Свиток с Осирисом светился, я видел это сейчас особенно хорошо, анкх тянуло в углубление, для него предназначенное. Я чувствовал странное, не присущее мне желание совместить их, и понимал, что зло в этом предмете толкает меня исполнить его волю.

Фараон остановился и посмотрел на меня. В глазах его мелькнуло презрение пополам с любопытством, и даже какой-то интерес.

А потом его рука клещами сомкнулась на моем горле, вздергивая меня на ноги.

– Что ты такое? – просипел он чужим ртом, чужими связками. – Не живой, не мертвый. Нерожденный и неупокоенный. Воплощенный Осирис…

Меня передернуло от его слов. Я извернулся и ударил его ногой. В ту же минуту пуля инспектора Брауна прошила ему череп насквозь. Пуля не причинила ему вреда, но заставила разжать пальцы, и я выскользнул из его хватки, бросившись к Майерсу.

Краем глаза я увидел, как профессор Коул схватил керосиновую лампу и бросил ее прямо в свиток.

Сразу за этим произошло несколько событий, слившихся для меня в один бесконечный момент. Фараон бросился ко мне, и я извернулся, подставив ему подножку так, чтобы он потерял равновесие и рухнул прямо в круг викария.

Свиток вспыхнул. Яркое пламя поглотило ветхий папирус и грозило перекинуться на деревянные стены и книги.

– Я за водой! – крикнул Уоррен, пробегая мимо меня.

– Ванная в конце коридора! – сообщил профессор, медленно оседая на пол.

– Старый ты кретин! – взвыл Джейсон Коул, вырвавшись из хватки Валентайна. Он бросился ко мне и схватил анкх. Я сжал руку и дернул на себя, больше инстинктивно, понимая, что не могу позволить ему завладеть им. Валентайн бросился мне на помощь, но Коул, не оборачиваясь, вскинул руку с револьвером и выстрелил ему в грудь.

Валентайн пошатнулся и упал.

Я взвыл и вырвал анкх из руки Коула.

В глазах потемнело, по венам снова потек песок – сухой и горячий, и я потерялся в пространстве. И единственным якорем в мире живых для меня оставался анкх. Мне потребовалось время, чтобы прийти в себя.

Инспектор Браун тем временем оказался за спиной Коула и вырубил его ударом в спину. Секунда – и на запястьях нерадивого племянника защелкнулись наручники.

Что-то обожгло мою руку. Повернувшись, я увидел стоящего на коленях, бледного как смерть Виктора Холдена, сжимающего револьвер.

Фараон закричал. Майерс стоял, придавив его шею коленом к полу, так, что лицо мумии упиралось в меловые символы. В руках у него еле заметно светился крест на четках, он перебирал бусину за бусиной и читал молитву. До меня не доносилось ни слова, но я понимал по его губам и выражению лица. А также по тому, что фараон начал дымиться и тлеть.

Сгоревшие остатки папируса обвалились на ковер с шумом, и пламя перекинулось на ворс.

В зал ворвался Сид Уоррен с тазом для умывания, полным воды, и выплеснул ее на загорающийся ковер. После чего развернулся на каблуках и этим самым тазом приложил упрямо пытающегося подняться, несмотря на плачевное состояние, Виктора Холдена.

Браун через всю комнату швырнул ему запасные наручники, и Уоррен весьма профессионально обездвижил Виктора.

Я не мог оторвать взгляда от нескольких обрывков папируса, бывших недавно свитком.

Мгновение наступившей тишины не продлились долго – голос Майерса стал увереннее и громче, он выступил из круга и носком ботинка подтолкнул фараона в центр, читая изгоняющую молитву.

Мне уже доводилось видеть экзорциста в трансе, но каждый раз я смотрел на него как зачарованный. Его голос становился все громче и громче, и такими же громкими становились крики мумии, объятой черным дымом.

Чудовищный ритуал был прерван.

Едва различая что-то от боли, застилавшей глаза, я дополз до Валентайна и положил голову ему на грудь. К моему счастью, я услышал биение сердца. Жив. Живой.

И все мы – живы.

Я чувствовал, как боль всех несчастных запертых призраков оставляет меня. Они свободны. Ритуал прерван.

Все вернется на круги своя.

– Аминь, – улыбнулся я, повторив за викарием, и провалился во тьму.

В чувство меня привели достаточно варварским методом – опрокинув еще один таз воды. Поэтому первое, что я увидел, когда открыл глаза, была довольная усмешка Сида Уоррена.

– Ключик-то можете уже и отпустить! – весело заявил он.

Я скосил глаза и увидел, что все еще сжимаю анкх в руке. Медленно выдохнул – анкх выпал из моих разжавшихся пальцев и с тихим стуком скатился на дубовый пол. Теперь это был просто кусок металла. Никаких потусторонних сил за ним я не чувствовал. И вообще… Ничего не чувствовал.

– С возвращением в мир живых! – поприветствовал меня сидящий рядом Валентайн.

– А вы-то как? – с осуждением спросил я. – Валентайн! Вы же мне обещали!

Хотя кого и надо было осуждать, так это меня – занятый анкхом, я даже не бросился ему на помощь. А если бы его… Видимо, вина и гнев поровну отразились на моем лице, потому что Валентайн рассмеялся и достал из нагрудного кармана пресловутый томик стихов Китса.

Прошитый пулей,