Объект «Фенрир» - Максим Анатольевич Макаренков

Сигурддсон наклонился к Стасу, оторвал от его лица гибкий, еще не успевший налиться темным ус. Потом схватил непрестанно меняющееся тело, потащил в сторону.

Стас поднялся, его мотануло, левая сторона плохо слушалась. Плыло перед глазами, но он все же уткнулся в браслет управления аварийным медкомплексом, пальцы привычно ввели последовательность команд, деактивируя фиксирующие ленты, пеленавшие заложников. Успел увидеть, как к нему кто-то бросился, чьи-то руки поддержали его, не дали упасть. Зал уплывал, наваливалась серая муть, сквозь которую донеслось:

– Медиколога доставай, да вот он, вот же!

И чье-то недоуменное:

– Где девушка? Их же двое было?

* * *

Михеев видел лишь размытые тени. Попов взлетел, одновременно дробясь на множество полупрозрачных двойников, каждый из которых продолжил движение. Все они врезались в хищно вытянувшего руку Мирослава Цоя – хрустнула конечность, вырываемая из плечевого сустава. Рука Цоя невозможно изогнулась, но вместо крови появилась матово-черная субстанция, потянувшая изувеченную конечность назад. Фантомы Попова окружили противника, завертевшись в танце схватки.

Михеев, не давая себе времени на раздумье, выстрелил в конструкт. Пляшущий по залу вихрь исчез. Цой лежал на полу, и лицо у него было все такое же неподвижное. Но теперь это была неподвижность мертвеца.

Попов опустился на одно колено, его шатало. Михеев подошел, помог ксенопсихологу встать. Дуло дезинтегратора теперь смотрело в точку между Комниным и Федоровым.

– Что вы сделали, – равнодушно сказал Федоров, глядя на развороченную установку.

– Попал в цель. – Дезинтегратор стал очень тяжелым, и Михеев вернул его в крепление на ноге.

Комнин подошел к телу Цоя, потянулся к черной жиже, медленно вытекающей из исковерканного тела.

– Я не стал бы этого делать, – мягко сказал Попов, и Комнин, будто очнувшись, отдернул руку.

За спиной зашуршало, и Михеев, кляня себя за невнимательность, вновь схватился за дезинтегратор, одновременно разворачиваясь и стараясь прикрыть людей в зале.

В открывшемся проеме стояла Кейко.

– Идемте, старший, – девушка кивком показала на коридор, – нам надо сделать еще одно дело.

* * *

Банев вошел в кабинет, не глядя, прошел к столу, устало упал в кресло, негромко бросил:

– Свет.

И увидел на диване Михеева.

Михеев гадал, вздрогнет Банев или нет. Не вздрогнул. Только тяжело оплыл в кресле.

– Когда ты понял? – глухо спросил Банев.

– Гораздо позже, чем надо. – Михеев подался вперед, сцепил пальцы. – Понял бы раньше – может, Мирослав Цой и Сергей Бескровный остались бы живы. Увы.

– Как?

– Помнишь, я во время первого разговора спросил, а что ж ты Лурье не попросил? И ты сказал, что Лурье далеко, а я здесь. Я тогда тебе поверил и только много позже думать начал, сопоставлять. Ну и запросил информаторий. Оказывается, Лурье как раз из рейса возвращался, вполне доступен был. Вот тогда я и начал думать.

Михееву было очень обидно.

– Знаешь, Банев, я, когда понял, что это ты, поначалу не поверил. То есть в голове все сложилось, но я сидел и говорил себе: да ладно, не может такого быть. Не стал бы он звать меня, он же помнит меня по тому, старому миру, знает, чем такие игры со мной заканчиваются. А окончательно меня разговор с Поповым убедил. Как же он переживал, как поверить не мог, что такое возможно! Он ведь, оказывается, после разговора с нашей пятеркой места себе не находил. И решил изложить все в личной записке, которую отправил прямо на имя… Кого ты думаешь? Правильно, твое, Банев. И какой ответ он получил? Убедительную просьбу сохранять эту информацию в тайне, причем мотивировал ты это, Банев, необходимостью сохранения тайны личности. Знал, во что бить… Самому не стыдно?

Михеев не выдержал, встал, начал ходить перед диваном. Он очень хотел, чтобы Банев хоть что-то ответил, но тот молчал.

– Я подумал, может, ты как раз поэтому и позвал? Помнишь, там, на Старой Земле, была такая теория – преступник, даже маньяк, хочет, чтобы его остановили. Я, правда, убедился, что она ни черта не работает, но ты… Банев, если бы ты был человеком, я бы так и подумал.

Михеев с надеждой подался вперед, как-то просяще склонил голову:

– Может, так оно и есть, а?

Банев засопел, завозился в кресле. Неразборчиво бурча, задвигал ящиками стола – они были тяжелыми, с резными ручками, выезжали с неповторимым шорохом дерева о дерево, – нагнулся, шаря где-то в недрах нижнего вместилища вещей, и снова показался перед Михеевым. С неимоверно древним и потому особенно опасным «герцогом» в руке.

Михеев неторопливо сел на диван, потянулся.

– Помнишь, Банев, ты мне как-то рассказывал о давнем инциденте с кроманьонцами? Мне о нем напомнила вот эта штука, – он кивнул на «герцог» в руке Банева. – Записка Бромберга до сих пор, кстати, с грифом «для ознакомления специалистов» в инфосфере лежит. Как там сформулировано-то было?

Михеев возвел глаза к белому потолку и прочитал по памяти:

– «Одним из наиболее очевидных вариантов представляется использование найденных зародышей после их полного развития в социальной среде человеческого общества в качестве эффекторов удаленной управляющей системы как для изучения реакций социума, так и для выполнения строго определенных миссий. При этом необходимо учитывать, что таковое использование возможно без ведома “эффектора”».

Банев сидел неподвижно, на лицо его падала тень, пистолет смотрел точно в центр груди Михеева.

– Знаешь, а ведь настоящий «кроманьонец» – это ты… Одно только отличие: ты-то все прекрасно осознаешь. Вот это действительно интересно. – Михеев помолчал, похрустел пальцами. – Зачем, Банев? Вот ты мне скажи: на-хе-ра? – произнес он по слогам.

Банев неожиданно положил пистолет на стол – железо глухо стукнуло, и Михеев всем телом почувствовал, какой этот пистолет тяжелый и настоящий. А Банев растер лицо руками.

– Устал я, понимаешь, устал. Мы не умеем играть вдолгую, понимаешь? Ну не умеет человечество вдолгую… Так, чтоб просчитывать на сотни, на тысячи лет вперед! И не сможет никогда. Прошивка у нас такая, – развел он руками. – А «Сфера» смогла, единственная смогла. На столетия, с планированием генетических линий, с кучей форсайтов по вееру магистралей развития, да с чем только не… И в конце концов мы поняли, что не сдюжит человечество на каком-то этапе в одиночку. И союзников мы никаких себе не найдем. Не будет дружбы разумных рас, не будет радостного единения разумов. Только переход в иное качество может решить, хотя бы отчасти, те задачи, что сформулировали наши прогнозисты.

– Но сейчас-то…

– А что сейчас? – подавшись вперед, нависнув над столом, горячечно зашептал Банев. – Что изменилось? Мы так и топчемся на месте,