Атаман - Алексей Викторович Вязовский

— Я не понимаю… — продолжало лучиться улыбкой лицо главы бании Калькутты — неискренней, болезненной, как и все, что его окружало.

«Седобородый» приник к уху хозяина и зашептал. С каждым новым сообщением банкир сдувался, как воздушный шарик — под воздействием холода. Его круглое тело, напоминавшее раньше заряженную бомбу, поплыло и превратилось в аморфную емкость для жира, блеск ушел, оставив пепел.

— Придется платить! — повторил я с нажимом, опуская руку на рукоять шашки. Казаки тут же обнажили клинки.

— Сколько? — задрожал банкир.

— Все, что у тебя есть. Все, что есть у бании.

— Это невозможно, — не поверил своим ушами Бабу. — Так не поступали даже инглиси!

Я усмехнулся ему в лицо:

— Еще как возможно. Вы, ваша гильдия — это нарост на теле Бенгалии. Вас нужно вырезать как гнойник. Без вас у англичан ничего бы не получилось. Без вас у них не выйдет восстановить прежние порядки, когда мы уйдем. Вы заслужили подобное наказание, ведь каждая монета в твоей сокровищнице, Бабу, — это одна жизнь, отнятая у простого человека. Сколько у тебя этих монет, миллионы? Теперь представь масштаб своего злодейства!

— Нет, нет! — заголосил Рамдулал Дей, хватаясь двумя руками за свой роскошный золотой тюрбан. — Так нельзя! Бессмысленно! Уничтожив нас, ты ничего не добьешься. На наше место придут другие…

— Возможно, ваша судьба послужит им урокам, а, банкир? Ведь это вы — те, кто передал Бенгалию Ост-Индской компании ради личной наживы. Прислушайся, глава бабусов! Ты слышишь крики? Это умирает в муках Калькутта негодяев, предавших свой народ.

Казаки, вежливо улыбаясь, забирали у людей Бабу все оружие и сгоняли их в кучу у ворот. Никто не посмел оказать сопротивления.

* * *

Классические колонны греческого ордера все также подпирали высоченные потолки парадного зала красного дворца, все также в его глубине за воздушными решетками прятался алтарь десятирукой богини Дурги — защитницы равновесия и гармонии, в чью честь приносят кровавые жертвы и чье имя также Кали. Непобедимая воительница против зла, она с явным одобрением взирала со стен маленького храма на коренные изменения, случившиеся в доме ее почитателя, непростого бенгальского парня со смешным для русского уха именем Бабу. Да, зал, за исключением своего объема, колонн и алтаря, изменился до неузнаваемости. Порой мне казалось, что вот-вот провалятся его полы — не выдержат давящего груза нашей добычи. Ведь они были буквально завалены золотом и серебром, возвышавшихся грудами, горными хребтами, отрогами и ущельями. Ладно лари с ювелиркой, а монеты, посуда, слитки в таких объемах? Во всем этом невообразимым уму человека богатстве весом в несколько сотен тонн присутствовало нечто откровенно цинично-понижающее. Выражение «грести золото лопатой» тут приобретало вполне себе практический смысл — именно лопатой это золотишко-серебришко и забрасывалось на вершины овальных гор из старавшихся все время разбежаться монет (1). А я ощущал себя Скруджем Макдаком из диснеевского мультика. Сейчас разбегусь, нырну внутрь…

Хозяева этих ценностей были низвергнуты в ад в полном соответствии с атеистическими марксистскими принципами, то есть в бывшие сокровищницы, превращенные в темницы. Как оказалось, Бабу показал мне не все свои закрома — таковых мы обнаружили аж четыре. И освободив их от злата, загнали туда всех бабусов, кто уцелел после афганских бесчинств и не спешил с нами делиться накопленным капиталом. Здоровых, раненых, больных, сошедших с ума. Всех!

В плане жесткого обращения с пленными Америки мы не открыли. Почти полвека назад бенгальцы захватили старый Форт-Уильям — те самые укрепления, которые я увидел по дороги от новой цитадели к красному дворцу. Сдавшихся в плен английских солдат загнали в местную темницу — неполные две сотни человек. Там большинство из них и умерло — из-за жуткой тесноты, отсутствия воды и пищи, от ранений. Это место прозвали «черной дырой» Калькутты. Теперь пришел черед пройти дорогой смерти через аналогичные «дыры» тем, кто помог британцам восстановить свою власть на берегах Хугли. «Сдавайте ценности, граждане», — под таким лозунгом теперь влачили свое жалкое существование бабусы. И они сдавали. Под стенания, торги, выклянчивание обещания сохранить жизнь.

Не все. С некоторыми пришлось поступить жестко, как с тем же Рамдулалом Деем. На добровольное сотрудничество он не шел, и тогда перед ним поставили двух его сыночков-обормотов — Чхату и Лату.

— Выбирай, кому из них жить, а кому умереть, — безразлично предложил я.

Бабу заплакал.

— Ты ничем не лучше махараждей — тот же хаос и беззаконие. Мы потому-то и выбрали сторону англичан, ибо они предложили четкие правила игры — право, а не силу…

Английское право в Индии? Не смешите мои тапочки! Вступать в диспуты с людьми, зараженные коллаборационизмом, как неизлечимым в это время сифилисом, у меня не было никакого желания. Все они для меня потенциальные смертники, я ощущал себя хирургом, добровольно взгромоздив на плечи функцию очищения Калькутты от скверны.

— Чхату! — холодно бросил я в лицо Бабу.

Радиша, взявший на себя функцию палача и мстителя, взмахнул тальваром. Покатилась голова, тело рухнуло на землю.

— Я отдам! Отдам! Все отдам! — завизжал Рамдулал Дей, протягивая руки к Лату.

Он сдал свои захоронки, на что-то еще надеясь, молясь своей богине о нашем поражении у стен Форта-Уильям, не понимая, что лишь отсрочил себе приговор. Но были и те, кто все понял сразу и упорствовал до конца. Пришлось моим казакам проявить смекалку. В особняках особо несговорчивых тщательно простукивались полы и стены, проводился опрос слуг, а когда это оказывалось мало, на помощь приходила вода. Во внутренних дворах ею проливали землю. Если в каком-то месте вода уходила быстрее, чем в других, значит, тут недавно копали. Из земли извлекались сундуки и лари, куча серебра, золота, драгоценностей в парадном зале красного дворца росла не по дням, а по часам.

Отдельной от всех ценностей, являвшихся, по моему мнению, дуваном всего Войска, горой лежала добыча афганцев. Они смогли меня удивить. Выйдя из-под контроля, превратившись в мародеров, они все равно придерживались своих жестких разбойничьих принципов. Грабили они, но добыча принадлежит всему Отряду и должна быть поделена между всеми. Самая большая доля была выделена вождям и атаману. Так они для себя решили и, обнаружив меня в красном дворце, принялись стаскивать туда все самое ценное. Хотели до кучи разную ерунду сдать, но я отказался брать даже ковры и ткани, какими они бы ни были дорогими. «Батистовых» портянок мы себе уже накрутили впрок, до