Тучи сгущаются - Лориана Рава

Лилия принялась с охотой перечислять:

-- Ну, благородный рыцарь щадит побеждённого врага, никогда не оскорбит женщину, защищает слабых... Он смелый, всегда идёт навстречу опасности... Благородный богач всегда кормит бедных, жалеет вдов и сирот...

-- Ну, отважных людей, готовых рисковать жизнью ради того, что им дорого, и у нас немало. А что до благородства в европейском понимании... Знаешь, почему это всё так трогательно и красиво -- щадить пленных, не обижать женщин, кормить голодных? Да потому что европеец НЕ ОБЯЗАН ТАК ПОСТУПАТЬ. Он вполне мог бы и зарубить мечом или подвергнуть пыткам безоружного пленника, мог бы надругаться над беззащитной женщиной, оставить бедняков подыхать с голоду... И ему бы не было за это даже общественного порицания... Поступить благородно или нет -- его дело, его личное право! Именно потому действия благородного человека вызывают такое умиление: потому что многие другие на его месте поступают иначе. А вот наши воины по закону обязаны обращаться с пленными по-человечески и без крайней необходимости их не убивать, у нас закон запрещает посягать на честь беззащитных женщин, как в мирное, так и в военное время, и государство обязано предоставить работу трудоспособным и паёк нетрудоспособным. У нас это не личный выбор человека, а обусловлено законами общества. По этому поводу в христианских странах попы с амвонов проклинают нас за принуждение к добродетели. Но знаешь, богачи, которые добровольно раздают милостыню, придут в ярость не только от предложения отдать свои богатства тем, за счёт кого они наживаются, но даже платить на это небольшой постоянный налог. Потому что тогда это будет уже не право продемонстрировать свою добродетель, а обязанность. А исполнением обязанностей не побахвалишься. Это нельзя записать себе в сверхдолжные заслуги.

-- И всё-таки... -- сказала мечтательно Лилия, -- всё-таки мне кажется, что есть в европейском мире что-то такое... чего мы лишены.

-- Есть. Я знаю, что привлекает многих юношей: свобода распоряжаться своей и чужой жизнью. Правда, там она существует только для дворянства.

-- То есть как это?

-- Ну, только дворяне имеют право носить оружие, и только они могут убивать на дуэлях своих врагов. У нас же взрослый мужчина хоть и может носить оружие, -- Инти погладил рукой эфес шпаги, -- пускать в ход его можно только для обороны. А вот на дуэли драться нельзя.

-- Дядя, а ты никогда не жалел об этом? Ну что на дуэли нельзя подраться?

-- Ну, лично я в юности как-то выразил сожаление, что не могу вызвать на дуэль оскорбителя моей невесты, но тогда мне было всё-таки девятнадцать, да и сказал я это в запальчивости. Но теперь я уже так не скажу даже в гневе -- всё-таки дуэли каждый год уносят сотни жизней в любой европейской стране. И то, что у нас такого нет -- величайшее благо.

-- Дядя, а всё-таки... мне всё равно хочется атласного платья с кружавчиками.

-- Хотя бы твоим родителям было бы неприятно на него смотреть?

-- Ну, они, я думаю, скоро привыкли бы...

Инти промолчал, не зная, что ответить. В историю, из-за которой Луна не любит европейские платья, юную Лилию посвящать никак не хотелось -- разболтает ещё! Но тут сама Лилия добавила:

-- Дядя, а скажи, ведь было бы всё-таки лучше, если бы ты заколол Ловкого Змея на дуэли, чем он остался жить и потом столько пакостил...

Инти вздрогнул:

-- Откуда ты знаешь про историю с Ловким Змеем?

-- Мне Горный Ветер рассказывал. Что был у тебя соперник, который тебя чуть не погубил, а потом мстил, что ты всё-таки на Морской Волне женился. И что ты думаешь, что именно он её отравил... Чтобы она не досталась никому.

У Инти прямо от сердца отлегло. Значит, особенно страшных и унизительных подробностей его племянница не знает.

-- Возможно, мне было бы лучше его на дуэли убить... Ну а если бы он меня прикончил?

-- Но ведь это невозможно! Лучше тебя шпагой владеет только мой отец! А он никогда не скрестит с тобою шпаги всерьёз. Только на тренировке!

-- Ну, не всегда всё решает мастерство, есть и место случайности, вроде камушка или корня, не вовремя подвернувшегося под ногу. Но важно не то, как это было лично для меня. Важно, что законы чести белых людей позволяют вызывать на дуэль и убить заведомо более слабого противника. Это всё кажется очень красивым и благородным, а на самом деле это лишь бессовестная игра человеческими жизнями!

-- Дядя, ты не понимаешь! Конечно, убийство некрасиво... но вот именно потому, что люди там со злом один на один, у них и бывают такие сильные и глубокие чувства. Дядя, я вот не могу представить себе, чтобы у тавантисуйца были столь же глубокие чувства, там иные ради мести за поруганную любовь готов мчаться на край света и мстить злодею. Вот ты так не смог бы...

-- Понимаешь, нас с детства воспитывают, что самое главное -- это не любовь, а труд на благо страны. Конечно, когда любовь лишь на втором плане, она кажется менее яркой, чем у человека, который одной любовью и живёт. Но если бы у меня была только любовь, я бы после смерти Морской Волны мог бы свихнуться, а так я сумел взять себя руки и продолжить жить и заниматься делом. Но, знаешь, если бы я вдруг узнал, что Ловкий Змей живёт там-то и там-то, то я бы, наверное, всё бросил и поехал бы его убивать. Лично. Чтобы посмотреть ему в глаза перед смертью. Так что не надо говорить, что мы, тавантисуйцы, не способны на глубокие чувства. Мы просто не размахиваем ими напоказ и не разукрашиваем их красивыми словечками.

Лилия стояла, задумавшись и не зная что ответить. Всё таки дядя Инти, несмотря на свои подвиги и фехтовальные способности, со своими морщинами вокруг глаз и брюшком, как-то совсем не походил на романтического героя в шляпе с пером, с пышными усами и кружевами на камзоле. Увы, даже самому разумному человеку с позиций логики не убедить ни в чём до конца юное девичье сердце, жаждущее романтики...

Инки опять собрались в Зале Заседаний. Асеро сказал:

-- Братья мои, тут прозвучало много аргументов в пользу торговли с англичанами, думаю, они исчерпаны уже. Потому я хочу предоставить слово Горному Ветру, пусть он расскажет, почему считает связываться с англичанами слишком