Зодчий. Книга II - Юрий Александрович Погуляй

— Вытаскивай его, — сказал я Турбину и указал на Капелюша. Воздушник покачал головой, но ничего не ответил. В руке телохранителя был зажат меч.

— Зодчий! — послышался голос графа. — Ау⁈ Ты думаешь, это всё? Думаешь, ты отделался от меня?

Живой, зараза. Но это и хорошо. Мне очень не хотелось бы, чтобы ублюдок помер где-нибудь за кадром. Было бы неплохо присутствовать при его смерти. Потому что достал. Хуже комара ночью, честное слово.

— Зо-о-одчий! Ты где⁈ — издевательски продолжал Игнатьев.

— Забирай Капелюша и уходи, — приказал я Турбину.

— Никак нет, — нахмурился тот.

Я ткнул ему пальцем в сторону Снегова.

— Там лежит твой начальник, тут твой друг. Толку от тебя в бою уже не будет. Сам сказал что пустой. Сдохнешь ты — сдохнут и они. Всё ясно?

— Зо-о-о-одчий! Не прячься! — надрывался Игнатьев.

Враги шли в нашу сторону. Пока неторопливо, приходя в себя после сражения. Пять измученных одарённых и вредный граф.

— Я вас не оставлю! — упрямо повторил Турбин.

Я распрямился:

— Ты очень много со мной споришь, Андрей. И сейчас скорее помешаешь мне, чем поможешь. Хочешь принести пользу — вытащи Капелюша. Я разберусь с ними и вернусь.

— Но…

— Я всё сказал! — процедил я, и, удивительно, но это сработало. Воздушник подхватил бесчувственного Капелюша подмышки и потащил прочь.

Мне удалось пройти шагов двадцать, прежде чем Игнатьев захохотал:

— О, Зодчий, ты всё-таки имеешь яйца! Но совсем не имеешь мозгов. Понимаю, это возраст. Ум у мальчиков просыпается к тридцати. И то не у всех.

Я молча перешёл на бег, выхватив меч. Идущие навстречу одарённые рассы́пались, чтобы не мешать друг другу. По центру оказался уже знакомый молотобоец — Ткач Реальности земельного аспекта, с навыками умельца. Справа окутался пламенем мастер-огневик, его сосед тоже был мастером, но стихию пока определить не удавалось. Значит, можно ждать любую гадость. Слева приближался ещё один Ткач, опять огневик, а рядом с ним напитывался мощью мастер земли. Воздушников и водников Игнатьев уже растерял. Остались самые крепкие, и, надо не забывать об этом, истощённые.

Я нырнул вправо, начав с огневика. Пламенная фигура с гудением обрушилась на меня градом ударов, пока я смещался так, чтобы противник закрыл меня от остальных. Бил он умело, питаясь от ярости и рассчитывая, что ведёт бой с земельником. Этот аспект я показывал без вопросов, как основной.

Поэтому он не был готов к моим действиям. Я мечом слил его очередную атаку в сторону, а затем левой рукой ударил в пылающую грудь, вложив в это движение водяной толчок, запитанный от усилителей. Огневика окутало облако пара, и он вскрикнул, а затем получил клинком в живот. Я отступил, парируя удары земельника-мастера, по-прежнему держась так, чтобы не позволять работать другим одарённым.

— Ты хорош, Зодчий. Даже жалко гробить такой талант, — воскликнул Игнатьев. — Мог далеко пойти, если бы вёл себя правильно.

Земельник работал так, как обычно и должен действовать представитель силового аспекта. Тяжёлые удары, агрессивный накат и игра с бронёй. Я отступал под размашистыми атаками, не забывая поглядывать за соседями. Ткач огня осторожничал, а вот мастер с непонятной школой ускорился, заходя ко мне во фланг.

— Дайте мне! — прохрипел молотобоец. — Дайте мне!

Он улыбался, словно сумасшедший. Глаза навыкате и не мигают. Под химией какой-то?

Я парировал ещё одну атаку противника, сделал ответный выпад, вложив в удар чуть аспекта. Сталь лязгнула о камень поднятой брони, контратаку пришлось принимать рукой, тоже покрытой камнем.

— Мне! — заревел молотобоец.

Удар молота снёс моего противника в сторону, и мастер тряпичной куклой улетел под ноги ещё одному противнику. Вряд ли он встанет.

— Что ты творишь, Макс! — вскрикнул кто-то.

— Борзых, собака ты бешеная! — заорал Игнатьев. — Какого чёрта?

— Мне! — с воплем бросился на меня безумец. Его страшное орудие двигалось с низким гулом, и, совершая чудовищные взмахи, молотобоец будто не чувствовал веса, перемещаясь необычайно быстро.

Такой удар принимать на броню нельзя. Нужна дистанция! Я нырнул в сторону, перекатываясь подальше от громилы, сдёрнул с пояса метательный нож и запустил его в противника. Сталь лязгнула о камень тотчас накинутой брони, а я уже ринулся на оставшегося в живых огневика. Трое. Их всего трое. Справимся. Мне в лицо ударил поток пламени, выжигая воздух, но я продолжал рваться к врагу, считая мгновения и слетающие обереги. Выставил перед собой водяной щит и, объятый паром, я вывалился в нескольких шагах от хитроумного противника. Ткач не стал сближаться врукопашную, сместился влево и ударил ещё одним огненным потоком. Это мне и нужно было. Я рванулся в сторону, разрывая дистанцию с одарёнными.

— Куда пошёл⁈ Сюда иди, дерьмо собачье! — безумствовал Борзых.

Лицо Игнатьева изумлённо вытянулось, когда я оказался рядом с ним. Он шёл следом за остатками дружины, и никак не ожидал, что я прорвусь через строй. В итоге граф даже пискнуть не успел, как я загородился от его людей его же благородным телом. Мой клинок оказался у горла. Дар внутри аристократа заклокотал, и пришлось надавить сильнее.

— Не надо, ваше сиятельство. Магия не ваш конёк, — сказал я на ухо Игнатьеву. — Кажется, вы оказались слабым звеном всей операции. Пусть ваши люди опустят оружие.

— Он мой! — Борзых с молотом двинулся на нас, не замечая ничего вокруг и, по-моему, не видя даже хозяина. — Мой! В сторону.

— Максим! Стой! — испугался Игнатьев. — Стой! Оставьте его!

— Мой! Я размажу этого ублюдка! — изо рта Ткача валила пена. — В мазь! В грязь! В кровь! В лепёшку!

— Сто-о-ой! — завизжал граф. И тут молотобоец как будто подвис в замахе. Тот мастер, чей аспект я не распознал, растопырил пальцы в сложном жесте. Лицо одарённого побелело от усилия. Однако здоровяк продолжал движение, хоть и очень медленно. Его мощь пересиливала таланты хрономата. Губы Борзых кривились от ярости, взгляд выпученных глаз пополз в сторону, словно воин хотел рассмотреть того, кто осмелился пустить свои чары.

— А-а-а-а! — вдруг завопил огневик и швырнул ещё одну волну пламени прямо перед собой и, одновременно, в сторону своих товарищей. — Нет! НЕТ! ПРОЧЬ!

Хрономант тут же превратился в ходячий факел и завыл от боли, молотобоец же неумолимо двигался вперёд, несмотря на пожирающий его