Книга пяти колец. Том 9 - Константин Александрович Зайцев

— Подозревал. — Фан с тихим стуком закрыл книгу. Его пальцы, длинные и ухоженные, провели по золоченой обложке. — Видите ли, Нобу был человеком долга. Слишком прямым. Он взвалил на свои плечи всю тяжесть наших необходимых решений, всю грязь, всю ответственность. Такое бремя способно сломать кого угодно.

— И ты позволил ему сгореть в этом огне?

— А что я мог поделать? — Фан развел руками, и на его лице заиграла маска искреннего сожаления. — Разве я вправе был отнять у человека его высшую цель? Его жертвенный путь?

Я опустился в кресло напротив, впиваясь в него взглядом. Ни тени вины. Ни искры раскаяния. Лишь утомленная, отеческая грусть, отлитая из самого чистого лицемерия.

— Расскажи мне о стене, Фан. На этот раз — правду.

— Какую правду? Я уже поделился с вами всем, что знаю.

— Ты подарил мне красивую сказку о Тени и героях. Теперь покажи изнанку.

Фан замер на мгновение, затем испустил тяжелый, искусственно-скорбный вздох.

— Вы неумолимы, магистрат. И, боюсь, в своих догадках правы. — Он поднялся и медленно прошествовал к окну, за которым открывался идеальный, как картина, сад. — Хорошо. Вы получите свою правду. Всю правду.

Я молчал, давая ему набраться лжи.

— Стена… она реальна. Но строят ее не из камня и извести. — Фан обернулся, и его лицо стало маской трагической решимости. — Ее возводят из душ. Из живых душ.

Меня словно ударили под дых. Даже я, не был готов к такому циничному, древнему злодейству. Это было за пределами моего понимания.

— Зачем? — выдохнул я, чувствуя, как во рту пересыхает.

— Во имя великой цели, — голос Фана звенел фанатичной убежденностью, приправленной ложной скорбью. — Я не лгал об угрозе с севера. Она реальна. Но это не просто Тень. Это нечто куда более осязаемое и ужасное.

— Говори.

— Орды демонов вышли из Выжженных Пустошей, местные не смогли закрыть ворота в царство Дзигоку. Так что через пять, от силы десять лет, они хлынут сюда. Волна плоти и стали, что сметет все на своем пути. Они не берут пленных, магистрат. Только мясо для своих котлов и черепа для украшения стропил. Все кто будет столь глуп, что встанет у них на пути станет их пищей. Поэтому и такие суровые методы. Как правитель, я обязан защитить своих людей. Любой ценой

— Откуда тебе это известно?

— У меня есть свои источники. — Фан подошел к потаенной нише в стене, повернул скрытый механизм. С легким щелчком открылся потайной шкафчик, откуда он извлек старый, потрепанный свиток. — Донесения моих соглядатаев. Убедитесь сами.

Я развернул пергамент. Там были до мелочей прописанные отчеты о зверствах оскверненных, что признали демонов своими хозяевами, карты, описания ритуалов. Все выглядело пугающе достоверно. Слишком достоверно.

— Допустим, это правда, — я отбросил свиток. — Разве нельзя было найти иной путь? Создать армию? Укрепить границы?

— Какую армию? — Горькая усмешка искривила его губы. — Против полумиллиона обезумевших от жажды крови демонов и их последователей? Дипломатию? С теми, чьи владыки жаждут крови, а желудки — человечины?

— Но использовать души живых людей как кирпичи…

— Да, это против правил великих храмов! — его голос внезапно зазвучал страстно. — Это разрывает Дао! Но знаете что? Это работает!

Он резко подошел к стене и прикоснулся к висевшему там портрету — молодая женщина с младенцем на руках, написанная с любовью и нежностью.

— Моя дочь. И мой внук. — его голос дрогнул, и это прозвучало на удивление искренне. — Ему три года. По ночам я просыпаюсь в холодном поту, представляя, как его живым зажаривают на вертеле на потеху безумным тварям.

— Ценой сотен таких же детей.

— Ценой выбора меньшего зла! — Фан резко обернулся, и на миг маска благодушного старика спала, обнажив сталь правителя. — Да, я отправляю людей на смерть! Да, я разрываю их души и вплетаю в защитный барьер! Но чтобы спасти десятки тысяч! Чтобы дать им шанс!

— Ты не имел права решать, кому жить, а кому — стать щитом.

— А кто имел? — он шагнул ко мне, и в его глазах вспыхнул тот самый фанатичный огонь, что поглотил Нобу. — Кто еще готов взвалить на себя эту карму? Чьи плечи выдержат тяжесть такого выбора? Чья душа согласится гнить в аду тысячу перерождений ради спасения других?

— Ничья. Это путь в никуда. Наши предки научились сражаться с демонами и выжили, не став подобными им.

— Высокие слова! — он фыркнул с презрением. — Но мир жесток, магистрат. В нем есть волки и овцы. И чтобы спасти стадо, пастуху порой приходится самому становиться волком.

— Или научить овец давать отпор.

— За пять лет? — он покачал головой с видом ложного сожаления. — Вы идеалист. Это прекрасно, но бесполезно. Я же избрал Срединный Путь — делать то, что необходимо.

— Руками других.

— Именно! — его лицо внезапно озарила широкая, искренняя улыбка, от которой стало по-настоящему страшно. — В этом и есть гениальность замысла! Я остаюсь источником добродетели «дэ». Народ видит во мне мудрого правителя. А грех… грех берут на себя такие как Нобу. Те, кто готов пожертвовать своей будущей жизнью ради общего блага.

— Как Нобу.

— Как верный Нобу, да. — в его голосе прозвучала почти что нежность. — Он принял на себя всю черную карму, чтобы я мог нести светлый лик власти. Разве это не высшая форма жертвы?

Я смотрел на него и понимал, что имею дело с самым опасным типом зла — тем, что абсолютно убеждено в своей правоте. Не в силе, не в выгоде — в правоте.

— Фан, — сказал я тихо, — ты осознаешь, что творишь?

— Как не осознавать! — он воздел руки, и воздух в зале затрепетал. — Я следую путем древних императоров-основателей! Я выстраиваю будущее в гармонии с Волей Небес! Я приношу малые жертвы ради великого порядка!

— Ты убиваешь невинных и лишаешь их посмертия. Это такое же зло как скверна.

— Да! И каждый раз часть моей собственной души умирает вместе с ними! — по его щекам скатились слезы. Искренние слезы. — Они являются ко мне по ночам, магистрат! Их проклятия жгут мою душу! Мое