КОМ-10 (Казачий Особый Механизированный, часть 10) - Ольга Войлошникова

Растём над собой, да?

Да! Мы самые!

Эт точно!

ПРАЗДНУЕМ ЖИЗНЬ

А около командирской палатки меня ждали все. Я имею в виду, все мои друзья. Только я их не сразу заметил. В затёртой полевой форме у входа в мой домик стояла… жена. И такими мечтательными глазами на меня смотрела, что я аж потерялся. Реально утонул.

Очнулся от приветственных воплей, хлопанья по плечам и мужским объятьям. А сам на Симу кошусь.

— Да обними жену-то! Коршун, ты чего, как сам не свой! — наконец подтолкнул меня к ней Иван. А сам стоит, Машу приобнял, и лыбятся оба во все тридцать два.

Пришлось исполнять приказ великого князя. Не подумайте плохого, не то, чтоб я сам против был. Просто неловко на виду у всех было. Но справился. И даже на отлично, так считаю!

Батя, враз помолодевший, похвастался мне, что принят в расчёт артиллерийского орудия, тогда как Саня, Хаген и Антон, как я и подозревал, единым экипажем были посажены на древний агрегат, который сами не иначе как керосинкой и не называли. И у всех них сегодня на самом деле весь день шли учения.

Сокол снова возмущался:

— Нет справедливости в жизни! Эти, безмагичные, на чайниках со свистками поедут, те, зверюги, своим ходом пойдут! И только мы, бедные рядовые маги, вынуждены прозябать, улыбаясь толстопузым дядькам в больших погонах!

— По́лно уж страдать! — мягко сказала Маша. — Все живы. Будем и этому рады.

— Праильно! — весело поддержал её батя, тут же поразив всех неожиданными знаниями: — Как там эти средневековые студиозусы пели? «Будем счастливы, пока мы молоды!»*

*Строки из старинного студенческого гимна «Гаудеамус»

И-и-и, как на всех военных попойках… Да что на военных? На всех, по большей части, мужских попойках!…веселье затянуло в свой круг вообще всех, кто мимо проходил. Даже тех, кто крокодил. И бегемот тоже. Потихоньку вокруг моего домика вырос целый лабиринт из принесённых столов, лавок… Люди ели, пили, закусывали, общались.

Вот что меня всегда радовало, так это неизменно уважительное отношение в женщинам на подобных сборищах. Вроде бы, грубые казаки или просто бойцы, ан нет. Ты позволишь себе грубость в отношении дамы, да даже если она куртизанка из спец.отряда сопровождения — тебе ж потом руки́никто не подаст. Оно, конечно, находились уроды, только тех уродов потом по пескам да сопкам закопали. Не думайте, не сами мы их… Просто на войне, ежели тебе не поможет друг-товарищ, ты ж кончишься быстро.

Так что сейчас наши дамы сидели, словно королевишны какие в окружении рыцарей. И это вообще не учитывая, что почти всякая могла бы половину этого отряда, ежели магия есть, в порошок стереть. Но то такое.

Высокое начальство всячески одобряло происходящее братание — в том числе с братцами-крокодильцами, с которыми после третьей рюмки даже при отсутствии переводчика завязалось вполне себе взаимопонимание. Застолье ширилось, откуда-то притащились музыкальные инструменты, загудели дивные египетские флейты, переливами откликнулись арфы, забренчали какие-то странные погремушки и медные тарелки. Внезапно и девчушки выскочили — все по египетской моде разряженные, так при их виде у наших служивых чуть глаза не повыпадали от изумления. Девушки оттанцевали и хотели убежать, но тут с другого края рявкнула гармошка и в круг ворвался разухабистый парень с частушкой:

Раздайся, народ,

Тут медведь на круг идёт!

С крокодилицей спляшу,

Свою удаль покажу!

И пока египтянки хлопали ресницами, медведь (бурый, — подсказал мне Зверь) подхватил первую попавшуюся танцовщицу под ручку и закружился с ней в центре площадки.

С краю тут же выскочила рыжая девка:

Надо жёнкам подсказать,

Надо понаказывать,

Чтоб навили нам верёвок —

Муженьков привязывать!

В общем, пошёл хохот и общее разгулье. В круг аж очередь стояла, кажный хотел ловко чего-нибудь с подковыркой исполнить. С девчачьей стороны в кругу были египтянки, которые ни бельмес не понимали и только хихикали, да рыжая девка, которая частушек знала, кажется, мильён, а если не знала, на ходу придумывала. Мне особенно понравилась одна про парня, который с крокодилицей пошёл гулять, а как полез целоваться, она ему нос откусила. Но так я, братцы, хохотал, что забыл, в каком порядке слова в строку складывались…

А гвоздём сегодняшнего вечера стал… вы думаете, кто? Удивительно, но нашёлся среди прибывших оборотней мой старый случайный знакомец. Тигр с дальневосточного фронта! Задиристый да закусистый, тут он подвыпил и чувство самосохранения слегка подрастерял.

Драка будет, — предупредил меня Зверь. Причём в самый тот момент, когда все хохотали, и казалось, что состояние расслабленное — дальше некуда.

Я повёл головой, прислушиваясь уже сознательно — и услышал! Сквозь гул голосов, сквозь хохот и притопы разобрал, как ехидный, подначивающий голос раскручивал тигра на драку:

— Видал, Ероха, мишка-то уже сколь чинов превзошёл? Казачий войсковой старшина уже! А ты всё хорунжий.

— Да отстань ты, Данька! Ну повернулась к нему воинская удача…

— Передом, ага, — хохотнул заедливый Данька. — А к тебе — задом!

Тут вокруг них ещё засмеялись, и я не разобрал, что тигр Ероха ему ответил.

— Я-то думал, меж вами не все слова ещё сказаны, — снова подкусил Данька. — Тогда-то вам есаул схлестнуться не дал, а теперь, поди, никто не запретит. Аль ты боишься? Думаешь, мало облик подрос? Или трусишь супротив герцогу выходить?

Тут я обернулся и поймал взгляд Ерохи, сердитый такой. Злой даже. Но сразу понял, что злится он больше на Даньку, приставшего к нему, как клещ. Однако было в нём и что-то ещё. Желание реванша.

Разберёмся-ка мы с этим, не откладывая на завтра? — спросил я сам себя, и Зверь радостно откликнулся:

Так и я про что! Разобраться надо!

Я направился к спорщикам, проталкиваясь сквозь толпу, и без обиняков спросил:

— Господа, у вас остались ко мне какие-то вопросы?

— Что вы-что вы! — зачастил Данил. — Ни в коем случае, ваша светлость! А вот друг мой, Ерофей Середин, большое желание имеет пригласить вас на дружескую… э-э-э… потасовку, так сказать. Поломаться по-товарищески, понимаете ли.

— Ах, желаете подраться? — я усмехнулся. — Это можно! Отчего бы и не подраться⁈

В этот момент гармошка вдруг как-то смолкла, и мои слова нарочито громко прозвучали в случайной паузе.

— Опять! — с досадой вскрикнула Серафима.

— Да ладно, чего ты? — успокоил её голос Есении. — Пусть подурачатся. Я, в конце концов, здесь.

Мигом вокруг нас была размечена