Все правые руки - Юрий Витальевич Яньшин

и народа ее населяющего. Как всегда, все опять началось с Красной площади. Все эти томительно-тревожные дни и ночи, на ее территории происходили какие-то малопонятные вещи. То, что проезд и проход на площадь перекроют усиленными военными кордонами, было понятно даже младенцу. Взрыв такой силы, который прогремел в воскресенье, унес не только жизни многих десятков людей, но и почти уничтожил часть мемориальных захоронений позади мавзолея, изрядно повредив и саму усыпальницу вождя мирового пролетариата. Он перемешал в одну кучу камни мостовой, красный гранит облицовки мавзолея, деревянные скамьи гостевой трибуны и тела российских вождей нынешнего и прошлого. И день, и ночь велись работы по обнаружению, извлечению и сортировке частей тел, разбирались завалы. Зрелище, прямо скажем, малопривлекательное. Этим и могло объясняться закрытие площади. Но вот зачем в понедельник над площадью возвели своеобразный шатер из легкой ткани, натянув его над землей между зубцами кремлевской стены и зданием ГУМа, оставалось для москвичей временно неразрешимой загадкой. Никто не знал, что творится под этим куполом. Кто-то говорил, что теперь Красную площадь вообще закроют навсегда. Кто-то фантазировал о том, что в результате взрыва было обнаружено неизвестное доселе подземелье, где хранилась не только пресловутая «либерия» Ивана Грозного, но и иные бесценные сокровища московских государей с незапамятных времен. А кое-кто договаривался вообще до несуразного предположения, что де мавзолей будут расширять, чтобы вместить туда покойного президента с соратниками. Но после того как в среду, все высокопоставленные жертвы теракта, включая Бутина, были похоронены, убедительная версия о судьбе площади осталась только одна — полная ликвидация всех прежних захоронений. Однако далеко не все верили, что новые власти на это решатся. И вот, наконец, с началом наступления ночи, завеса тайны над судьбой Красной площади начала понемногу приподниматься. Уже к полуночи под «шатер» съехались десятки автомобилей-катафалков, а также бронетранспортеров с орудийными лафетами, что красноречиво свидетельствовало о решимости новых властей осуществить ожидаемое всеми, но не всеми одобряемое перезахоронение. А затем, подобно челнокам, катафалки стали разъезжаться из-под «шатра» в направлении различных московских кладбищ. Советские и партийные деятели обретали вечный покой в местах специально для этого предназначенных. Разница была лишь в том, что лица, занимавшие в свое время высшие и государственные и партийные посты, даже после смерти не лишились своих привилегий. Урны с их прахом переместили и захоронили со всеми подобающими при этом приличиями на территории Новодевичьего кладбища. Деятелям ранга пониже пришлось довольствоваться менее престижными местами для упокоения. Урны с их прахом, а также таблички, бережно снятые со стен Кремля установили в трех московских колумбариях — Ваганьковском, Донском и Николо-Архангельском. Останки похороненных в братской могиле у кремлевской стены, от которых со временем сохранились лишь немногочисленные фрагменты, тоже тщательно собрали и перезахоронили в общей могиле, устроенной на Троекуровском кладбище. Исключение было сделано лишь для четверых покойных — В. И. Ульянова (Ленина), его сестры Марии, Н. К. Крупской и И. Ф. Арманд. Тело Ленина и три урны с прахом женщин, занимавших в его сердце значительное место, доставили самолетом военно-транспортной авиации в Санкт-Петербург, где их уже с вечера поджидали работники Волковского кладбища. В свое время вождь мирового пролетариата изъявил желание быть похороненным возле своей матери. Так и произошло, спустя почти сто лет. Его сестру и супругу похоронили рядом с М. А. Ульяновой. Урну с прахом Инессы Федоровны захоронили неподалеку. Так закончилась эпопея неприкаянного тела великого во всех своих проявлениях человека, великого в своих свершениях и мечтах, а также в своих ошибках. Он заслужил после почти столетних своих мытарств, если и не прощения, то уж во всяком случае, упокоения в последнем пристанище. Мир его праху.

В общем, к утру 29 июня, на территории Московского Кремля осталось только одно захоронение — могила Неизвестного Солдата с Вечным Огнем, расположенная в Александровском саду. Никаких ожидавшихся протестных выступлений среди москвичей по данному поводу выявлено не было. Этому способствовали ограничительные меры, связанные с пандемией, объявленного чрезвычайного положения и ночное время проведения мероприятия, когда подавляющее большинство добропорядочных граждан мирно почивают в своих постелях. Но оставались еще останки военных и иных героев, прославивших в свое время Советский Союз. Тут уж новые власти не стали застенчиво прятаться под покровом ночи. С первыми лучами встающего Солнца, под звуки траурных мелодий, доносившихся из мобильных ретрансляторов, длинная вереница БТРов с прицепленными к ним орудийными лафетами тронулась в путь. Их дорога пролегала от самого центра Москвы до Кубинки, где на Липовой аллее парка «Патриот», что находилась вблизи главного Храма Вооруженных Сил, были еще с вечера приготовлены места для захоронения людей, отдавших свои жизни во имя возвеличивания СССР, а значит и России. Среди них были не только военные, отличившиеся своим искусством при ведении эпических сражений Великой Отечественной и Гражданской войн, но и целый ряд далеких от войны людей, внесших свой неоспоримый вклад в развитие государства. Поэтому в одном строю, не считаясь с рангами и званиями, отправились в последний путь, как видные военные — Фрунзе, Жуков, Рокоссовский, Конев, во главе с генералиссимусом Сталиным, так и великие ученые — Королев, Курчатов, Келдыш и Карпинский. Среди высших военных и всемирно известных ученых не затерялись и просто Герои, прославившие на века свое Отечество — Чкалов, Серов, Раскова, Гагарин, Комаров, Серегин, Добровольский, Пацаев, Волков и прочие. Траурная колонна растянулась почти на три километра. Ее возглавлял, стоя в полный рост на специальном «аурусе-кабриолете», в нарушение всех правил по соблюдению личной безопасности, сам Председатель Высшего Военного Совета — Валерий Васильевич Афанасьев. Все то время, пока траурная колонна двигалась до Кубинки, а это заняло почти три часа, он держал правую руку у козырька фуражки. Надо было обладать почти феноменальной физической и моральной силой, чтобы вот так выстоять неподвижно на протяжении всего пути, да еще не опуская от фуражки руку. Однако ни один мускул на его грубоватом с виду лице не дрогнул, и оно хранило торжественную сосредоточенность, подобающую историческому моменту, на протяжении всего пути. Чего ему это стоило, знала только младшая дочь, которая после этого, весь вечер делала и ставила ему компрессы на почти парализованную от перенесенного напряжения опухшую в локтевом суставе руку. В Москве любые сведения распространяются со скоростью лесного пала. И хотя о месте и времени движения траурного кортежа никого из москвичей не предупреждали, десятки тысяч людей в эти утренние часы высыпали на улицу — по ходу его перемещения к конечному пункту. Их никто не разгонял, несмотря на запрет массовых сборищ во время карантина и