Отель Перекресток - Андрей Александрович Васильев

— Пожалуй, согласен, — тряхнув головой, чтобы выбросить из нее воспоминания о невероятной духоте Йемена, вони бензина и крови, которые царили в салоне «Плимута», и бьющих в корпус машины пулях, согласился с собеседницей я. — Но, с другой стороны, что делать станем, если у меня, например, с Женькой взаимная симпатия появится? Даже не интимная, а просто человеческая? С ней тоже разосремся? Инн, все понимаю, сочувствую даже, но это не вариант.

— С Женькой нет, — отмахнулась напарница. — Ты не в ее вкусе.

— А ты прямо уже разобралась, кто в чьем вкусе? — поразила меня ее самоуверенность.

— Есть вещи, которые видны сразу. Кира одно, Женька другое, Ольга третье. Кстати, слышал, что у этой неврастенички вчера вечером опять истерика случилась?

— Нет, — заинтересовался я. — Снова из-за мамы? «Хочу домой, как там она одна?»

— Ага, — потянулась Инна. — Бедняга Пашка даже на ресепшен за успокоительным бегал. Между прочим, оказалось, что аптечка тут будь здоров, ее содержимое тянет на небольшой киоск. Даже хирургические инструменты имеются, представляешь?

— Вот он прямо сразу все разглядел? — снова усомнился я.

— Так Пашка в прошлом врач, — пояснила девушка. — Ну, не совсем настоящий, интерн, но все равно разбирается. У него на такие вещи глаз наметан. Говорит, что даже препараты строгой отчетности есть, причем лежат чуть ли не в навалку, без всякого сейфа.

— Все-таки тут дурдом, — вздохнул я. — Правда, с интерьерными изысками.

— Именно. А Ольгу после еще полночи штырило, то тихо плачет, то подвывать начинает. Пашка сильно переживает по этому поводу.

— Ясное дело, — хмыкнул я. — Мало того, что все в одиночку приходится тащить, так еще и тут непонятно чего ожидать. И это они пока на этаже работают. А когда вниз переведут?

— Да вот не скажи, — разглядывая свои ногти, возразила Инна. — Там они каждый сам за себя. Он чемоданы таскает, она в столовой. Или, что вероятнее, в прачечной, а там такие песни, что от стона особо не отличишь. Может, наоборот, ему полегчает сразу. Кстати, Серега тот же за Алену не особо переживает.

— Серега живет на свете, как птица на ветке, — произнес я. — Встречаются такие люди, о чем я только-только тебе говорил. Да и особой любви к Алене у него я не заметил.

— Это да. — Напарница помолчала, а после спросила: — А если меня туда? Ну, в подвал? В прачечную? Станешь переживать?

— Инн, мне страшно становится, — вздохнул я. — Слушай, может, мы тут молодеем? И внешне, и внутренне? Давай еще посудачим о том, кто с кем из наших мутить станет, а после договоримся завтра на вечеринке «медляки» только друг с другом танцевать.

— Ой, какой ты душный! — Я сразу представил, как скривилось ее лицо. — А по поводу мутить — пока ты кое-кому…

— Я тебя умоляю!

— Ладно-ладно. Пока ты ел, я интересненькое заметила. Соседушка наша, Натэлла, с…

— Ариадной о чем-то говорила, — закончил я ее фразу. — Прикинь, не все я на грудь Киры пялюсь. Скажи, ты именно поэтому разговор сегодня затеяла? Из опасений, что там скоро стая собьется, а мы в одиночку бегать продолжим?

— В том числе, — снова привстав, после опершись на локти и повернув лицо в мою сторону, подтвердила Инна. — Бровастик наш, кстати, крепко с Регинкой сошелся. Я так поняла, они землячки, и та и другая в Уфе жили. Регина баба цепкая, напарника своего, убей не вспомню, как его зовут, наверняка вот так держит. Стая не стая, но мы имеем три сближающиеся пары, причем одна другой стоит.

— Не знал, — отметил я. — Интересно. Ладно, давай спать. Утро вечера мудренее.

— Ты так и не ответил на вопрос, который я в самом начале разговора задала.

— Так не было вопроса-то. Ты просто рассуждала, что они хорошие, мы хорошие…

— Сейчас подушку в тебя брошу, — пригрозила Инна.

— Да, мне тоже нравится эта идея, — наконец согласился с ней я, — но форсировать не стоит. Даже не так — я не хочу, чтобы именно мы стали инициаторами объединения.

— Чтобы, если что, не остаться крайним? — уточнила напарница. — Хотя, если честно, не представляю, как тут им можно стать.

— Запросто, — ответил я. — Те, кто в нашу дружную компанию не попадут, непременно почувствуют себя обделенными. Ну, вот так человек устроен. Если чьего-то знакомого куда-то взяли или позвали, а его нет, то обделенный не в себе недостатки ищет, а организатора в пристрастности обвиняет. И непременно на него зло затаит, потому как обидно же. Вот оно тебе зачем? У Женьки шило в заднице торчит? Торчит. Пусть она и развернется во всю свою организаторскую ширь.

— А если она нас не позовет? — иронично полюбопытствовала Инна. — Например, из-за твоего сегодняшнего отказа? Тогда как?

— Объединимся с остальными униженными и оскорблёнными, — зевнул я. — Кто не с ней и не с Натэллой, и общего у нас окажется в результате больше, чем у остальных. Не переживай, совсем одиночек тут скоро не останется.

— Тогда мы точно с Кирой в одном пулле окажемся, — проворчала девушка. — Как ты и хотел!

— Вот поверь — лучше тебе не знать, чего именно я хочу. Все, давай спать. Завтра будет еще один интересный день!

— Не знаю даже, радоваться этому или печалиться, — вздохнула Инна, засунула ладошки под щеку и закрыла глаза.

Кстати, если бы она спросила, так чего же я хочу, то, скорее всего, честный ответ мне было бы ей очень трудно дать. Дело в том, что я сам пока не знаю точно, какова моя конечная цель. Промежуточных много — не сменять должность коридорного на белл-боя, стать первым в командном зачете, узнать, каков же главный приз. Но вот самое главное… Нет, не знаю. В той жизни всегда все было ясно — есть конечный результат, который от тебя ждет заказчик, остается только выстроить верный маршрут, который ведет к его достижению. А тут… Все слишком призрачно и зыбко, мы точно в тумане по болоту бредем. И дороги не видно,