Орден во всю спину 2 - Константин Владимирович Ежов

Хромов качнул головой. Пламя костра отразилось в его глазах.

- Нет. Он оказался сильнее, чем можно вообразить. Сейчас каждая крупная крепость охотится на сверхов. Их делят по рангам, вроде бы по степени опасности. Но я не знаю, какие именно там правила.

Ярослав вполголоса пробормотал, глядя на землю:

- Зачем они должны биться насмерть? Разве нельзя жить бок о бок?

Слова вырвались сами собой. Он слишком хорошо понимал тех, кого называли "сверхами". Сам он был одним из них, и мысль о том, что целые армии организаций двигаются против таких, как он, холодила кровь. Журавлёва бросила на него быстрый взгляд, но промолчала, словно уловила подтекст.

Станислав тяжело выдохнул, в его голосе послышалась усталость:

- Я не могу вернуться в крепость. Стоит людям узнать, кто я – всё кончено.

Тишину нарушил резковатый голос Булавкина:

- Не переживайте, мы не раскроем ваш секрет!

В его тоне чувствовалась поспешность. Честно говоря, Людвиг опасался: вдруг Хромов решит, что лучше "заткнуть свидетеля". Вот почему Булавкин торопливо подчеркнул свою лояльность.

Огонь потрескивал, за пределами пещеры гулко отзывался лес, и казалось, что сама ночь прислушивается к их разговору.

Хромов молча глянул на Булавкина, даже не удостоив его ни словом, ни жестом. По его лицу было видно – отказаться от своей сущности так просто он не мог. И все же оставалась крошечная надежда, что он хотя бы промолчит.

Но кто на самом деле поверит Людвигу? Доверять ему – всё равно что класть голову под топор и надеяться, что палач передумает.

Хромов резко оборвал его:

- Из всех, кто здесь собрался, именно ты тревожишь меня больше всего!

Косой, не моргнув глазом, вставил:

- Ну а если Людвиг вдруг… погибнет в результате какого-нибудь нелепого несчастного случая, ты сможешь вернуться обратно?

Людвиг будто онемел. Слова застряли в горле. Как можно было так легко, с холодной усмешкой, как сейчас обронил проклятье этот Косой?! Он и рад бы сорваться, обложить его отборной бранью, но… язык не повернулся. Смелости не хватило.

Хромов, стоявший чуть поодаль, с тихим, усталым вздохом сказал:

- А ты ведь тоже сверх, верно?

- А? – удивился Ярослав, округлив глаза.

На секунду ему стало не по себе – вдруг он как-то выдал себя? Слишком уж пристально на него посмотрела Журавлёва, будто заметила что-то, что ускользнуло от других.

И тут Хромов с легкой иронией бросил:

- Ты, должно быть, пробудил в себе особую силу – раздражать людей.

Ярослав застыл, слова будто выветрились из головы. Но внезапно его осенило. Он мысленно обратился к дворцу:

"Эй, дворец… у меня и правда есть навык – бесить окружающих? И какой у него уровень?"

Холодный голос из глубины дворца отозвался с непоколебимой уверенностью:

"Совершенный".

Ярослав снова лишился дара речи.

Совершенный! Его талант доведен до абсолютной вершины!

Ярослав невольно ахнул, даже широко распахнул глаза – до того его поразило открытие, что у Журавлёвой навык доведён до совершенного уровня. Но ещё больше его потрясло то, что и у него самого оказалось точно так же! Правда, если сравнивать её совершенство с его..., то, то, что имел он, казалось жалкой пародией.

"Дворец, да ты издеваешься?!" – с отчаянием взвыл он про себя.

Мысль о том, что у него есть "совершенный" талант – раздражать людей – вызвала у Ярослава странную, тянущую боль где-то внизу живота, будто яйца свело судорогой. И всё же, как ни крути, это был навык, да ещё и безупречный. Хоть и дурацкий, но по-своему драгоценный – и Ярослав не мог не радоваться.

Говорят, что подняться на вершину мастерства – всё равно что всю жизнь идти босиком по осколкам стекла. Но кто бы мог подумать, что он, сопляк, дойдёт до "совершенства" так рано?

Хромов медленно обернулся, скользнув взглядом на три неподвижных тела, лежащих у входа в пещеру. Трупы уже начинало обдавать тяжелым запахом сырого железа, будто ржавой кровью пропиталась сама земля. Наконец он тихо, но твёрдо сказал:

- Пойдём. Что бы там ни скрывали уральские горы, хочу увидеть это своими глазами.

Это было желание, общее для всех сверхов. Раньше легенды казались пустым звоном, красивыми сказками для наивных. Но чем ближе они подходили к тому, что скрывалось за этими историями, тем сильнее распалялось в груди желание – прикоснуться к целому новому миру, шагнуть туда, где границы привычного рушатся, как гнилая перегородка.

Это чувство жгло и Станислава Хромова, и Ярослава Косого.

- Не знаю, читал ли кто-то из вас "Путешествие на Запад", – вдруг заговорил Хромов, не отрывая взгляда от темнеющего леса. – Я наткнулся на неё в библиотеке крепости. В книге описывалось, как один герой мог поднять дубину весом в тринадцать с половиной тысяч цзиней. Для меня тогда это было чем-то фантастическим. Но вот теперь думаю: а вдруг такие существа могли бы существовать и в нашем мире? В легенде говорилось, что дубина могла раздавить горы.

Ярослав почесал затылок, словно обдумывая услышанное, и наконец ответил:

- У нас в городской школе про такую книгу и не слышали. Но знаешь, тут есть одна загвоздка. Если посчитать… твои тринадцать с половиной тысяч цзиней – это ведь всего шесть тонн. На заводе, что стоит за городом, тракторы спокойно тянут по десять тонн. А если надо, их можно нагрузить и побольше – хоть парой таких дубин. Так что выходит, не так уж это и невероятно.

Хромов тяжело выдохнул, грудь его поднялась, будто он сбросил с плеч невидимый камень. Потом молча развернулся и шагнул к лесу. За тёмными стволами тянулись ввысь уральские горы – неведомые, дикие, манящие.

Он шёл туда, где начиналось неизвестное.

Когда они углубились в лес, Косой напряг слух и зрение, словно хищник, выслеживающий добычу. В голове у него крутилась одна мысль – что случилось с двумя солдатами, исчезнувшими прошлой ночью? Эта тайна грызла его изнутри, не давая покоя.

Сильный ночной ливень смыл все следы с земли – почва стала вязкой, скользкой, местами вода ещё стояла мелкими лужами, отражая зелёные кроны. Ярослав понимал: надеяться на отпечатки сапог бесполезно. Оставалось только одно – внимательнее всматриваться в листья и ветви, цепляться взглядом за каждую мелочь.

Лес был густой, вязкий, будто сам держал их и не хотел отпускать. Высокие кроны закрывали небо, а под ними раскинулись плотные заросли кустарника. Там, где пройдёт человек, природа всегда оставляет