Суровая расплата. Книга 1: Тень среди лета. Предательство среди зимы - Дэниел Абрахам

Митат остановилась. Она ничего не сказала – ее напряженный взгляд говорил сам за себя. Амат закрыла глаза и откинулась в кресле.

– Не секите их без причины, – произнесла Митат. – Не позволяйте никому резать там, где останется шрам. Платите вовремя. Это все, что можно сейчас сделать. Через год-два, пожалуй, можно будет попробовать что-нибудь этакое, но сейчас это воспримут как проявление слабости.

– Да. Наверное, ты права. Спасибо, Митат-тя.

Когда она снова открыла глаза, Митат стояла перед ней в позе беспокойства. Амат отмахнулась.

– У вас усталый вид, бабушка.

– Пустяки.

Митат замялась, как будто хотела что-то добавить, и вернула ей документы. Не успела Амат спросить, что случилось, как на лестнице раздались шаги и в дверь вежливо постучали. В комнату вошел Ториш Вайт, вид у него был настороженный.

– Тут вас кое-кто спрашивает, – сказал он Амат.

– Кто?

– Марчат Вилсин.

У Амат свело нутро. Она глубоко вздохнула:

– С ним кто-нибудь есть?

– Нет. От него попахивает вином, но он безоружен.

– А где Мадж?

– Спит. Мы отвели ей вашу старую комнату.

– Поставьте охрану у двери. Никого не впускать, ее не выпускать. Марчату незачем знать, что мы ее здесь держим.

– Так вы его примете? – изумилась Митат.

– Я больше тридцати лет проработала под его началом, – ответила Амат, как будто это что-то проясняло. – Ториш-тя, мне понадобится дежурный за дверью. Чтобы по первому зову был здесь. Если все будет тихо, не мешать нам и не беспокоить. Договорим позже, Митат.

Оба удалились, закрыв за собой дверь. Амат встала, взяла трость и прошла к выходу на собственную веранду. Ночью шел дождь, в воздухе до сих пор стояла влага. «Вот почему, – сказала себе Амат, – так тяжело дышится». Дверь за спиной открылась и снова закрылась. Амат обернулась не сразу. По ту сторону веранды лежал Веселый квартал – улица за улицей. Флаги трепетали, нищие пели. Чудный город, даже этот квартал. Поэтому-то она и затеяла то, что затеяла. Ради него, ради Мадж и ребенка, которого та потеряла. Амат мысленно собралась с духом.

На пороге в темно-зеленом, почти черном халате стоял Марчат Вилсин. Его лицо посерело, глаза воспалились. Он выглядел испуганно и растерянно – ни дать ни взять мышь, окруженная кошками. У Амат сжалось сердце.

– Здравствуй, старый друг, – сказала она. – Кто бы подумал, что мы встретимся здесь?

– Зачем ты так, Амат?

Боль в его голосе почти сразила ее. Захотелось подойти к нему, утешить. Взять за руку и пообещать, что все будет хорошо, несмотря на то что все будет плохо. Задним числом она поняла, что если бы позволила ему объясниться тогда, признаться в любви, то могла и не найти в себе сил уйти из Дома Вилсинов.

– Это называется нападением. То, что случилось с поэтом и с девушкой, – ответила она. – И мы оба это знаем. Ты напал на Сарайкет.

Он шагнул вперед, протягивая открытые ладони:

– Амат, как ты не поймешь? Я тут ни при чем!

– Чая не желаешь? – спросила она.

Марчат озадаченно сел на скамейку и схватился за голову в немом отчаянии. Амат вспомнила, как впервые его встретила: темные волосы, заморские манеры. Тогда он любил смеяться, но смотрел властно. Амат налила ему чая. Когда он не взял чашку, поставила ее на столик у его колена и вернулась к своему столу.

– Ничего не вышло, Амат. План не удался. Поэт жив, андат по-прежнему в плену. Они поняли, что ничего не добьются, так что больше этого не повторится. Только бы ты бросила свою затею…

– Не могу.

– Почему?

– Потому что ты поступил подло с Мадж. Она хотела этого ребенка. И потому что Сарайкет – мой дом. А еще потому, что ты предал меня.

Марчат вспыхнул и так неловко сложил позу, что она могла означать что угодно.

– Предал? Как? Я делал все, чтобы тебя это не коснулось: предупредил насчет Ошая, а когда ты вернулась, замолвил слово в твою защиту. Я рисковал собой ради тебя!

– Ты втянул меня в это, – процедила Амат, дивясь злости в своем голосе и тому, как запылали щеки. – Ты заварил кашу и устроил так, что мне пришлось пожертвовать всем – всем! – чтобы себя оправдать. Узнай я вовремя, ничего бы не случилось. Я бы тебя удержала. Ты понимал это, когда просил найти охрану. Надеялся, что я тебя вытащу.

– Тогда я плохо соображал. Теперь – дело другое.

– Неужели? Как я могу поступить иначе, Марчат-кя? Промолчать – все равно что одобрить ваше злодейство. А я этого не хочу.

Его взгляд стал тверже. Он не спеша поднес к губам чашку и осушил одним долгим глотком. Когда поставил ее обратно – фарфор стукнул о столешницу, – в нем проснулся тот Вилсин, которого она знала. Он отмел чувства в сторону и приготовился к переговорам, которые могли бы спасти его жизнь, его дело. Могли бы – сумей он убедить Амат или даже совратить с выбранного пути. Она улыбнулась краем губ. Ей отчасти хотелось, чтобы у него это вышло.

– Предположим, случилось что-то плохое, – сказал Марчат. – И я был в этом замешан – не по своей воле. Забудем даже, что меня заставили. Забудем, что не я это придумал. Позволь спросить тебя вот о чем: какого возмездия ты хочешь?

– Не знаю, – ответила Амат. – Решать хаю и его людям.

Он сложил позу досады.

– Ты отлично понимаешь, какова будет его воля относительно меня и Дома Вилсинов. И всего Гальта заодно. О Мадж он даже не вспомнит. Его будут заботить лишь собственные интересы.

– И интересы города.

– И сколько же стоит город, Амат? Пусть во имя справедливости. Если хай решит вырвать тысячу гальтских младенцев из материнских утроб, этого хватит? Если гальты начнут вымирать, потому что посевы не дадут семян, этого хватит? Ты хочешь справедливости, Амат, я знаю. Но так мы придем только к мести.

Пахнущий морем ветерок всколыхнул занавеси. Двери веранды со стуком захлопнулись, и в комнате стало темно.

– Ты думаешь сердцем, – продолжил Вилсин. – То, что случилось, ужасно. Я этого не отрицаю. Нас затянуло в нечто огромное, нелепое и зловещее. Однако не забывай о том, чего это стоило. Одна жизнь. Сколько выкидышей случается за год? Сколько женщин не донашивают детей из-за мужских побоев, из-за падений или болезней? Мне припоминаются шесть случаев за последние пять месяцев. Случилось дурное, Амат, и, клянусь, я сделаю все, чтобы это исправить. Но не такой же ценой.

Он подался вперед. Амат искала, что возразить, но быстро не выходило.

– Теперь они поняли: