Суровая расплата. Книга 1: Тень среди лета. Предательство среди зимы - Дэниел Абрахам

15

Жизнь в селении дая-кво тянулась какой-то изысканной мукой. Чистый воздух, холодный камень улиц, всеобщее совершенство, однополость, одухотворенность и красота делали ее похожей на сон. Ота бродил по переулкам, останавливался у печей огнедержцев, слушал сплетни и перезвон ветряных колокольчиков. Посланники всех городов, облаченные в пышные наряды, прибывали и исчезали каждый день. Даже вода отдавала могуществом, даже воздух пах властью.

Когда-то, пока Ота целыми днями таскал на спине тюки и выбирал у себя клещей, Маати жил здесь, в этих хоромах. Каждый вечер Ота возвращался к себе на постоялый двор, измученный ожиданием, и гадал, кем бы он теперь был, если бы принял предложение старого дая-кво. А потом вспоминал школу – жестокость, злобу, побои и глумление сильных над слабыми – и удивлялся, как смог продолжать учебу Маати.

Пятого дня пополудни его разыскал человек в белых одеждах высокопоставленного слуги. Ота сидел на широкой террасе чайной.

– Вы принесли письмо от Маати Ваупатая? – спросил слуга, принимая уважительно-вопросительную позу.

Ота ответил утвердительно.

– Дай-кво желает с вами говорить. Прошу за мной.

Библиотека была из мрамора; вдоль стен стояли высокие шкафы для свитков и переплетенных томов, сквозь череду окон с прозрачным, как воздух, стеклом лился солнечный свет. Тахи-кво – дай-кво – сидел за длинным столом резного эбена. Железная жаровня согревала комнату, распространяя запах дыма, нагретого металла и благовоний. Когда дай-кво поднял глаза, слуга принял позу готовности и глубочайшего, почти смехотворного смирения. Ота стоял прямо.

– Ступай, – сказал дай-кво слуге, и тот удалился, затворив за собой широкие двери.

Учитель некоторое время разглядывал Оту из-под хмурых бровей, а потом толкнул ему через стол запечатанное письмо. Ота подошел, взял его и спрятал в рукав. Какой-то миг они стояли молча.

– Глупо было являться сюда, – произнес Тахи-кво как бы между прочим. – Если твои братья узнают, что ты жив, то прекратят следить друг за другом и сплотятся против тебя.

– Вполне может быть. Вы им скажете?

– Нет. – Тахи-кво встал и пошел вдоль шкафов, повернувшись к нему спиной. – Мой учитель умер, знаешь ли. На следующий год после твоего ухода.

– Мне жаль, – ответил Ота.

– Зачем ты приехал? Почему именно ты?

– Мы с Маати друзья. А больше довериться было некому.

Другие причины он не хотел открывать. Они касались только его.

Тахи-кво провел пальцами по корешкам книг и горько усмехнулся – это было видно даже из-за плеча.

– А тебе, выходит, он доверяет? Тебе, Оте Мати? Наверное, по молодости. А может, он просто не знает тебя так, как я. Хочешь услышать, что я ему написал?

– Если он решит со мной поделиться, – сказал Ота.

Тахи-кво снял с полки древний фолиант в деревянной обложке с железным окладом, толщиной с раскрытую ладонь, взвесил его в руках и положил на стол.

– В письме говорится, что он должен предотвратить освобождение андата. Что ему в обозримом будущем нет замены. Если Бессемянный исчезнет, мне некого будет послать, и Сарайкет станет обычным предместьем, только побольше. Вот что я написал.

Брови Тахи-кво вызывающе поползли вверх. Ота принял старую позу ученика, выслушавшего урок.

– С каждым поколением становится все труднее, – продолжил Тахи-кво, словно злясь на сами слова. – Учеников все меньше, андатов все тяжелее удержать. Даже таких, как Бессемянный или Нетронутый. Придут времена – не при мне, но при моем преемнике или после него, – когда андаты покинут нас навсегда. Хайем будет завоеван гальтами или западниками. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Да, – ответил Ота, – только не понимаю зачем.

– Затем, что из тебя мог выйти толк, – с горечью отозвался учитель. – И затем, что ты мне не нравишься. Но я все-таки должен задать этот вопрос. Ота Мати, не потому ли ты приехал сюда, что жалеешь о своем отказе? Может, письмо было поводом поговорить со мной, а на самом деле ты хочешь стать поэтом?

Ота не засмеялся, хотя вопросы прозвучали нелепо. Нелепо и – если вспомнить все зрелища и запахи селения – почти печально. А самое главное, он не был уверен в ответе. Может, он и впрямь прибыл увидеть, что потерял, и убедиться, верит ли в выбор, который сделал когда-то давно, ребенком.

– Нет, – сказал Ота.

Тахи-кво кивнул и разъял застежки древнего тома. Подобных букв Ота раньше не видел. Поэт вперил в него неприязненный взгляд.

– Так я и думал, – произнес он. – Ступай же. И не возвращайся, пока не поймешь, что созрел для этой работы. Мне некогда возиться с детьми.

Ота принял прощальную позу, а потом замялся.

– Мне правда жаль, Тахи-кво, – сказал он, – что ваш учитель умер. Что вам пришлось прожить этот путь. С самого начала. Жаль, что мир так устроен.

– Вини солнце за то, что садится, – отозвался дай-кво, не глядя на него.

Ота повернулся и ушел. Дворец поражал великолепием. Даже хай Сарайкета не мог себе такого позволить. На широких аллеях за стенами толпились важные люди в шелках и тончайшей коже, прибывшие сюда со столь же важными поручениями. Ота проникся всем этим роскошеством и впервые почувствовал пустоту, которая за ним крылась. Точно такую пустоту он видел в глазах Хешая. Одно, без сомнения, порождало другое.

Дойдя до границы селения, он удивился, насколько это все его опечалило. Он сам не знал, по ком плачет – по Маати или по Хешаю, по Тахи-кво или по мальчикам его класса, которых раскидало по свету, по тщеславию власти или по себе самому. Вопрос, с каким он приехал, – кто он такой: хайский сын Ота Мати или грузчик Итани Нойгу, – остался нерешенным, но ответ он все же получил.

Кто угодно, только не поэт.

– Когда? – кричала Мадж, сложив руки на груди. Ее щеки раскраснелись, изо рта разило вином. – Я уже третью неделю живу среди шлюх. Ты говорила, что убийцы моего ребенка ответят за все! Так когда, я тебя спрашиваю?

Островитянка метнулась к столу Амат, схватила вазу и запустила в стену. Раздался звон, цветы и осколки посыпались на пол. На стене появился мокрый потек. Не успела Амат шевельнуться, как в комнату влетел охранник с кинжалом наголо. Амат встала и вытолкала его обратно, несмотря на возражения, после чего закрыла дверь. Нога жутко болела. За последние недели боль донимала все сильнее, пополняя и без того немалый список напастей. Однако Амат держалась стойко. Мадж – то ли ее союзница, то ли